Глава 8. Я НЕНАВИЖУ СЕБЯ И ХОЧУ УМЕРЕТЬ
“Уже много лет я не испытывал волнения ни от прослушивания,
ни от создания музыки, равно как от чтения и писания стихов. Трудно
передать словами, как мне стыдно за это”.
Курт Кобейн
Ситуация резко изменилась уже к концу января. Было похоже на
то, словно Курт истощил свои силы в результате чрезмерной социализации.
Достаточно хорошо знавший Курта писатель Дэвид Хеиг вспоминает,
что в это время “Курт, кажется, постоянно пребывал не в духе.
Его энергетический потенциал понизился. Пламя угасало. Ему казалось,
что он отбывает срок”. Появились слухи, что не все благополучно
между Куртом и Кортни. У них происходили постоянные стычки из-за
хранящегося в доме оружия, которое, как настаивал Курт, было необходимо
ему для самозащиты. Продолжалось и хроническое употребление героина.
Однако теперь Курт пристрастился еще и к транквилизаторам, которые
принимал в огромных количествах. Для близких друзей уже давно
не являлось секретом, что в последние два года своей жизни Курт
фактически превратился в инвалида. Докторам требовалось от четырех
до шести недель, чтобы подготовить его к туру, и даже это не всегда
помогало. Во время же последних концертов он с трудом вспоминал
слова собственных песен. В начале 1994 года Gold Mountain, кажется,
забыла о своем обещании никогда не планировать для НИРВАНЫ. напряженных
зарубежных туров. Проигнорированы были также предупреждения друзей
Курта, что его здоровье может просто не выдержать тридцати восьми
концертов в десятке европейских стран. К началу тура в Лиссабоне,
6 февраля, Курт выглядел напряженным, отчужденным и, по свидетельству
Алекса Маклеода, “усталым”. Он путешествовал отдельно от Криса
и Дейва и уже во Франции, во время телевизионного шоу, заявил,
что чувствует себя истощенным и не в настроении петь. К тому же
у него начались проблемы с голосом, и по этому поводу Крис едко
заметил, что “Курту, чтобы выступать, необходима нянька”. Кортни
ничем не могла ему помочь, так как была занята со своей группой,
однако Курт постоянно звонил ей. “Он звонил мне из Испании, -
рассказывала она журналу “Rolling Stone”. - Он был в Мадриде и
проходил через зал. Ребята курили героин с фольги и говорили ему:
“Курт! Кайф!” - и показывали вытянутые вверх большие пальцы. Он
звонил мне, плача... Он не хотел превратиться в символ наркомании”.
Когда НИРВАНА была в Париже, местный фотограф Юри Ленкет решил
сделать несколько снимков Курта с только что приобретенным спортивным
пистолетом. В жутком предвосхищении последующих событий Курт засунул
ствол пистолета себе в рот, сделал вид, что нажимает на спусковой
крючок, и изобразил результат выстрела. Мити Адхикари, инженер
компании “Би-Би-Си”, продюссировавший НИРВАНУ в 1991 году, вспоминает,
что после выступления в Любляне 27 февраля Курт “...выглядел,
как призрак. Бледный. Сжавшийся. Он что-то пробормотал по поводу
того, чтобы встретиться в Лондоне, однако я бы не поручился за
то, что это когда-либо произойдет. Он был мертвенно-бледен, и
было видно, что ему трудно говорить, не говоря уже о том, чтобы
петь”. Адхикари, который записывал триумфальное выступление НИРВАНЫ
на фестивале в Рединге, был разочарован “сырым и бесцельным” выступлением
в Любляне. По его словам, “это не было похоже на дикое, необычное
выступление, которое сорвалось. Это было хуже посредственность”.
Конечно, там были знакомые черты: хард-роковые ударные и отрывистый
звук гитары (не Кобейна, а Смира). Виолончель добавила группе
мелодичности. Однако часто самый лучший материал с Nevermind и
In Utero превращался в ленивую импровизацию, недостойную оригиналов.
Если паньше НИРВАНА лучше играла на концертах, чем в записи то
теперь все обстояло наоборот. Трехминутная классика вроде “Drain
You” и “Rape Me” превратилась в растянутый джем, и сами музыканты,
кажется, думали только о том, как бы отработать положенное время
и побыстрее покинуть сцену. 1 марта НИРВАНА выступала в Мюнхене.
Курт потерял голос после третьего номера, прорычал в микрофон
несколько импровизированных строк и на следующий день вынужден
был обратиться к врачу. Ему был поставлен диагноз “тяжелый ларингобронхит”
и рекомендовано несколько недель отдохнуть. Группа вынуждена была
отложить оставшиеся тридцать три концерта. При этом личный врач
Курта считал, что ему необходимо по меньшей мере “два месяца отдыха
и учиться нормально петь”. Ответом Курта явился очередной курс
самолечения с помощью героина. 2 марта Курт вылетел в Рим. Он
сказал одному из репортеров, что нет никаких шансов возобновления
тура. В этот же день вечером он остановился в римском отеле “Excelsior”
через дорогу от американского посольства. На следующий день из
Лондона прилетела Кортни с ребенком и няней. В этот же вечер Курт
послал служащего гостиницы получить по рецепту в аптеке роипнол,
сильный транквилизатор, использующийся иногда для снятия симптомов
героиновой абстиненции. После этого он заказал в номер две бутылки
шампанского. То, что произошло впоследствии, в объяснениях различных
сторон описывалось то как “неумышленная передозировка”, то как
потеря сознания “на почве сильной усталости”. Дело обстояло следующим
образом. Проснувшись рано утром 4 марта, Кортни заметила струйку
крови, вытекающую из носа Курта. После безуспешных попыток привести
мужа в сознание она вызвала “скорую помощь”. Сначала все происшедшее
было расценено как несчастный случай. Однако впоследствии выяснилось,
что Курт проглотил никак не меньше пятидесяти таблеток и оставил
записку. Под вымышленным именем Клод Пупон в семь часов утра Кобеин
был помещен в “Клинику Умберто 1 “, а затем переведен в американский
госпиталь. После двадцати двух часов, проведенных в коме, Курт
пришел в себя и потребовал “убрать эти чертовы трубки” у себя
из носа. Рим никогда не был местом, где знаменитость могла чувствовать
себя спокойно. После того как доктор Освальдо Галетта заверил
прессу, что в организме его пациента “не произошло необратимых
нарушении и высшие центры мозга остались незатронутыми”, журналисты
словно сорвались с цепи. Итальянское телевидение показало репортаж,
как безжизненного Курта выносят из отеля и Кортни кричит оскорбления
репортерам. CNN прервало свою предачу, чтобы ошибочно сообщить
о смерти Кобейна. Во всей этой информационной кутерьме руководство
Gold Mountain решило представить инцидент в Риме как несчастный
случай. Было заявлено, что Курт просто “хотел отпраздновать свою
встречу с Кортни после долгой разлуки”. Впоследствии многие из
друзей Курта сожалели о том, что не знали об этой первой попытке
самоубийства и не пытались с ним поговорить. Спустя пять дней
Кобейн в сопровождении жены и дочери покинул госпиталь в Риме
и вылетел в Сиэтл. Один из друзей вспоминал, что в этот период
Кортни “строила перед Куртом различные проекты, словно он был
ребенком, рассматривающим книжку с иллюстрациями, о том, что она,
Кортни, сможет все уладить с бизнесом”. Чаще всего, однако, в
этом не было никакой необходимости, потому что Курт начинал клевать
носом уже с вечера. При этом его раздражало, что “Кортни предпочитала
проводить время с HOLE вместо того, чтобы быть его сиделкой”.
Некоторое время о Кобейнах ничего не было слышно, однако уже 18
марта сиэтлский полисмен по фамилии Левандовски был вызван в дом
Кобейнов. Придя на место, он “обнаружил Курта, запершегося в ванной,
где он прятался от Кортни”. На вопрос полицейского, что происходит,
Курт ответил, что их супружеские отношения с Кортни стали слишком
напряженными и что они собираются обратиться к семейному консультанту.
Месяц спустя Кортни заявила полиции: “Отношения переживали трудные
времена из-за частого употребления Куртом наркотиков и из-за того,
что я пыталась его остановить”. Частный детектив Том Грант утвепждал
также, что за несколько недель до смерти Курта Кортни попросила
своего адвоката Розмари Кэррол найти опытного специалиста по бракоразводным
процессам. Она также интересовалась, нельзя ли как-нибудь аннулировать
брачный договор. По возвращении Курта в Сиэтл его телефон и факс
стали буквально раскалываться от звонков и посланий обеспокоенных
фэнов. Большинство из них перехватывалось Кортни однако Курту
удалось увидеть некоторые из них, и он пришел в ужас. Десятилетний
мальчик писал ему: “Если ты умрешь, как смогу жить я?” Таким образом,
та самая “доступность”, на которой всегда настаивал Курт, повлекла
за собой сотни посланий от людей, которым он был не в состоянии
помочь, но ответственность за которых ощущал. Кортни впоследствии
вспоминала: “Однажды Курт “нашел спрятанную кипу статей о себе
за последние три месяца. Мы подрались. Я пыталась их отнять. Он
рассыпал страницы по полу... Я пыталась уговорить его: “Это все
дым, это пройдет”. Он ответил: “Точно, это пройдет. Я никогда
больше не буду играть эту чертову музыку. Я не собираюсь оставаться
здесь и смотреть, как это проходит”. 18 марта полиция вынуждена
была еще раз посетить дом Кобейнов по вызову Кортни, которая утверждала,
что Курт заперся в комнате с тремя ружьями и угрожает убить себя.
Прибывший на место полицейский снова обнаружил запершегося в ванной
Курта, при этом тот утверждал, что вовсе не собирался убивать
себя. Принимая во внимание “быстро меняющуюся ситуацию”, полиция
конфисковала хранившиеся в доме четыре ружья, двадцать пять коробок
различных боеприпасов и флакон неизвестных таблеток. Остаток недели
Курт провел один в семейном имении в Карнейшн. Позднее Кортни
призналась журналу “Rolling Stone”, что “она больше не могла этого
выносить”. Четыре дня спустя чету Кобейнов видели в автомагазине
“American Dream” на Вестлейк-авеню, где владельца Джо Кении поразил
их “удрученный вид и шаткая походка”. При этом из кармана у Кортни,
когда она направлялась в туалет, выпал флакон с таблетками. Еще
один местный житель вспоминал, что слышал, как супруги “рычали
друг на друга, словно злые собаки”, гуляя с дочерью около дома.
К концу марта семья Курта, его коллеги и менеджеры наконец поняли
то, что уже давно было известно обычным фэнам. Стивен Чатоф, психотерапевт-интервенционист
из Калифорнии, вспоминает: “Они позвонили мне, чтобы узнать, что
можно сделать. Кобейн в Сиэтле снова употреблял наркотики. Он
находился в полном негативе. Его поведение было хаотичным. И они
опасались за его жизнь. Это был кризис”. По-видимому, менеджеры
поставили перед Куртом ультиматум: “Лечись или можешь распрощаться
со своей карьерой”. 25 марта Кортни, Крис, Пэт Смир, старый друг
Курта Дилан Карлсон, а также Джон Сильва, Дэнни Голдберг и Дженет
Биллиг из Gold Mountain под руководством доктора Чатофа приняли
участие в сеансе интервенционной психотерапии. Один за другим
они угрожали Курту бросить его или перестать с ним сотрудничать.
В течение всех пяти часов, что продолжался сеанс, Курт сидел с
отсутствующим видом. Один из участников впоследствии вспоминал:
“Мы все сыграли свои роли. Беда была в том, что никто не указал,
что слезть с героина было в личных интересах самого Курта”. От
услуг Чатофа решено было отказаться, и Кортни убедила мужа еще
раз пройти курс лечения в реабилитационном центре “Exodus”, в
Калифорнии. Однако уже в аэропорту Курт изменил свое решение и
отказался садиться в самолет. Кортни улетела в Лос-Анджелес одна
со своим менеджером. Ей больше было не суждено увидеть мужа живым.
Последнюю неделю марта Курт провел один в Сиэтле. Полиция предполагает,
что в течение нескольких дней он бесцельно слонялся по городу.
Одному из завсегдатаев Linda's Tavern (совладельцами которой являлись
Пэвитт с Поуниманом) он жаловался, что его “органическая связь
с жизнью” нарушилась, и остались лишь квитанции о денежных поступлениях.
26 марта он покупал героин у своей дилерши на Кэпитл Хилл и спрашивал
ее: “Куда пропали все мои друзья, когда они мне так нужны? Почему
мои друзья против меня?” В конце марта в прессе появились сообщения,
что НИРВАНА отказалась участвовать в фестивале в Лоллапалузе.
Некоторые газеты написали даже о распаде группы. Вне всякого сомнения,
Курту было больно читать о том, что в Лоллапалузе НИРВАНУ заменит
SMASHING PUMPKINS, группа бывшего любовника Кортни Билли Коргана.
Вечером 30 марта Курт и Дилан Карлсон зашли в спортивный магазин
Стэна Бейкера, расположенный на ЛейкСити-уэй, где по просьбе Курта
Карлсон приобрел ружье “ремингтон Ml 1” 20-го калибра, которое,
по словам Курта, было необходимо ему для самообороны. Впоследствии
Дилан утверждал, что ни Курт, ни кто-либо из его близких не сказали
ему о том, что инцидент в Риме был попыткой самоубийства. По-видимому,
Курт не хотел приобретать оружие на свое имя, опасаясь привлечь
внимание полиции, недавно уже конфисковавшей его арсенал. В оставшиеся
часы 30 марта на Лейк-Вашингтон-бульвар происходила бурная деятельность.
Один за другим Курта посетили сотрудник Геффена, его агент, врач
и торговец героином. Курт также разговаривал по телефону с Крисом
и Кортни, которая пригрозила ему разводом, если он не согласится
пройти курс лечения в “Exodus”. Этим же вечером шофер лимузина
по имени Харви Оттинджер отвез Курта в аэропорт. По дороге пассажир
рассказал ему, что только что приобрел ружье, что у него с собой
коробка с патронами, и он беспокоится, как бы не возникли проблемы
с посадкой в самолет. По словам Оттинджера, он взял с собой патроны
для лучшей сохранности. В лос-анджелесском аэропорту Курта встретили
Пэт Смир и менеджер из Gold Mountain, которые тут же отвезли его
в Марина-дель-Рей, где располагался “Exodus”.OдeтьIЙ в оливкового
цвета пижаму и халат, но без пояса, Курт был заперт в своей палате
2х3 метра, напоминавшей скорее тюремную камеру. На день ему полагалась
лишь пачка сигарет и двухразовое питание. Особенно раздражал Курта
проникавший в палату отраженный свет, сориентированный таким образом,
чтобы палата постоянно была освещена. 1 апреля няня принесла в
больницу Фрэнсис пообщаться с отцом. По свидетельству одного из
работников клиники, “Курт был очень расстроен, что не пришла Кортни”
(находившаяся, кстати, всего в нескольких милях, на полуострове
Беверли Хиллз). Этим же вечером он позвонил ей в отель. “Помни,
что бы ни случилось, я люблю тебя”, - таковы были его последние
слова, обращенные к жене. Позднее, после посещения Гибби Хейниса
из BUTTHOLE SURFERS и еще одной женщины, Курт оделся, перелез
через двухметровую стену вокруг клиники и направился в аэропорт.
Он купил билет первого класса до Сиэтла, воспользовавшись своей
кредитной карточкой. Прежде чем сесть в самолет, Курт позвонил
в компанию по прокату лимузинов и попросил встретить его по прилете.
После этого он попытался снять со своего счета 150 долларов, но
обнаружил, что Кортни, которой сообщили о побеге, аннулировала
карточку. Шофер лимузина Линда Уокер, встретившая Кобейна на следующее
утро в аэропорту, впоследствии вспоминала, что Курт нормально
разговаривал с другими пассажирами, и на его лице блуждала неясная
улыбка. Она отвезла Курта на Лейк-Вашингтон-бульвар, где его встретил
обитавший там в отсутствии хозяев Майкл Де Витт, исполнявший ранее
обязанности няни Фрэнсис, а теперь следивший за домом. Впоследствии
Де Витт вспоминал, что Курт “выглядел больным и вел себя странно”.
В 7.30 утра Курт взял такси и отправился в город за боеприпасами.
Квитанция на 25 патронов была позднее обнаружена у него в кармане.
Наспех позавтракав, он отправился к торговцу героином, а потом
в течение шести минут безуспешно пытался связаться с Кортни. Гостиничный
коммутатор, служащим которого Кортни дала указание не соединять
ее ни с кем, кроме мужа, так и не смог наладить связь. Днем одна
из подруг повстречала Курта на Кэпитл Хилл. Он отдал ей ключи
от своей “вольво” и жестом показал приставленное к голове ружье.
3 апреля Курта мельком видел Джон Сильва. Один из соседей также
видел его в парке неподалеку от дома. По его словам, Курт выглядел
больным и был в пальто несмотря на теплую погоду. Чарльз Петерсон
тоже видел его в центральной части города и подумал тогда, что
Курт “готов”. В этот день мужской голос позвонил в “Seafirst Bank”
и попытался снять со счета Курта 1100 долларов, используя его
кредитную карточку, однако получил отказ. После этого было еще
несколько попыток, которые также закончились неудачей. В этот
день Курта, одетого под пальто в плотный военный китель и охотничью
кепку, встретила на Бродвее женщина по имени Сара Хоэн. По ее
словам, он был “в скверном расположении духа”, прочитав известие
о том, что в этот день 40 тысяч фэнов выстроились в Лос-Анджелесе
в очередь за билетами на концерт EAGLES. “Мы могли бы вовсе не
существовать”, - сказал ей Курт напоследок. После этого Курт на
двое суток исчез из города. Полиция считает, что он провел это
время с неизвестной женщиной в Карнейшн. Позднее Кортни обнаружила
там незнакомый ей голубой спальный мешок, остатки еды и компактдиски.
Пепельница была полна окурков, часть из которых имела на себе
следы помады. Утром 4 апреля мать Курта Венди подала в полицию
заявление на розыск сына. Согласно этому заявлению, “Кобейн сбежал
из клиники в Калифорнии и прилетел в Сиэтл. Он также приобрел
ружье и может иметь суицидальные намерения”. Патрульная полицейская
группа стала совершать периодические объезды дома Кобейнов, однако
там не было никого, кроме строителей, которые обещали немедленно
информировать полицию в случае появления Курта. Вечером 4 апреля
Курта повстречал в Карнейшн один из друзей, которому тот пожаловался
на то, что после Рима может выносить общество людей, только загрузившись
наркотиками. “Это помогает мне терпеть безмозглость людей”, -
сказал Курт. “Его лицо было мрачным, отяжелевшим и застывшим,
он еле волочил ноги”, - вспоминал впоследствии этот друг. 6 апреля,
когда мертвое тело Курта уже лежало в запертом изнутри помещении
над гаражом, во дворе дома Кобейнов работали двое электриков.
Почтальоны доставляли газеты и почту. Приходил и уходил Майкл
Де Витт. Полицейский патруль сообщал, что не обнаружено “ничего
необычного”. В городе какая-то женщина пыталась снять со счета
Курта по кредитной карточке 1517 долларов. Видимо, это была последняя
попытка получить по неоплаченному счету за наркотики. На следующее
утро нанятый Кортни частный детектив Том Грант вместе с Диланом
Карлсоном, проникнув через открытое окно кухни, дважды осмотрели
дом Кобейнов. Они, однако, не обследовали помещение над гаражом,
о сущестовании которого Грант просто не знал, а Карлсон, видимо,
забыл. Тем не менее Гранту удалось найти на лестнице записку Де
Витта, в которой тот рекомендует Курту “позаботиться о бизнесе”
и перестать третировать свою семью. В этот же день Де Витт срочно
вылетел в Лос-Анджелес, чтобы оправдаться перед Кортни, которая
обвинила его в “укрывании Курта”. Однако к моменту его прилета
Кортни уже находилась в больнице, как полагают, в результате передозировки
героином. По выписке она была сразу же арестована за хранение
наркотиков. (Впрочем, все обвинения впоследствии были с нее сняты.)
Уплатив 10 тысяч долларов залога, Кортни немедленно легла в клинику
“Exodus”, однако продержалась лишь одну ночь. 8 апреля в 8.40
утра электрик Гэри Смит прибыл на Лейк-Вашингтон-бульвар для проведения
профилактических работ. Осмотрев главное здание, он поднялся на
балкон оранжереи, расположенной над гаражом, и через дверное стекло
увидел тело лежащего человека. “Сначала я подумал, что это манекен,
- рассказывал Смит. - Потом я заметил кровь на правом ухе. Потом
я увидел ружье, лежащее у него на груди и направленное в подбородок”.
Смит поднял тревогу, предварительно позвонив своему боссу, который
немедленно связался с местной радиостанцией KXRX-FM. Ко времени
прибытия полиции в 8.56 по городу уже распространилось известие,
что в доме Кобейнов найдено мертвое тело, и строились предположения
о том, кому оно может принадлежать. Прибывшая на место полиция
обнаружила рядом с телом удостоверение личности на имя Курта Кобейна
и посмертную записку. Сличение отпечатков пальцев подтвердило,
что это был действительно Курт Кобейн, который стал таким образом
четвертым членом семьи Кобейнов, покончившим самоубийством. В
записке Курт писал: “Сказано для Бодды Говорю языком опытного
простака, который скорее предпочел бы быть лишенным мужества,
инфантильным жалобщиком. Эту записку, наверное, будет довольно
легко понять. Все предупреждения взяты из курса Punk Rock 101
за все эти годы, с тех пор как мое первое введение в своего рода
этику, предполагающую независимость и принятие общности с вами,
подтвердило свою правоту. Уже много лет я не испытывал волнения
ни от прослушивания, ни от создания музыки, равно как от чтения
и писания стихов. Трудно передать словами, как мне стыдно за это.
Так, например, когда мы стоим за кулисами, и зажигаются огни,
и слышен неистовый гул толпы, это не трогает меня так, как это
трогало фредди Меркюри, которому, видимо, нравилось наслаждаться
любовью и обожанием толпы, чем я восхищаюсь и чему завидую. Дело
в том, что я не могу вас обманывать. Никого из вас. Это было бы
просто несправедливо по отношению к вам или ко мне. Самым страшным
преступлением мне кажется дурачить людей, притворяясь, что мне
весело на все 100 %. Иногда мне кажется, что я хотел бы разбить
часы перед выходом на сцену. Я прилагал все усилия, чтобы ценить
наши отношения, и я делаю это, видит Бог, я делаю это, но этого
недостаточно. Я ценю то, что я и мы затронули чувства многих людей.
Наверное, я - один из тех нарциссистов, которые ценят что-либо
только тогда, когда оно уходит... Я слишком чувствителен. Мне
необходимо быть слегка бесчувственным, чтобы вновь обрести энтузиазм,
которым я обладал, будучи ребенком. Во время трех наших последних
туров я стал гораздо больше ценить всех тех, кого я знаю лично,
а также поклонников нашей музыки, но я все еще не могу отделаться
от разочарования, вины и сочувствия, которые я ко всем испытываю.
Во всех нас есть что-то хорошее, и, мне кажется, я просто очень
люблю людей. Люблю столь сильно, что это вызывает во мне чертову
грусть, превращая меня в грустного, чувствительного, не ценящего
хорошего человечка, рыбку, Иисусика! Почему ты просто не радуешься
этому? Я не знаю. У меня жена-богиня, дышащая честолюбием и сочувствием,
и дочь, которая напоминает мне меня, каким я когда-то был. Исполненная
любви и радости, она целует всех, кто ей встречается, потому что
все хорошие, и никто не причинит ей зла. И это пугает меня в такой
степени, что я практически ничего не могу делать. Я не могу смириться
с мыслью, что Фрэнсис станет таким же несчастным, саморазрушающимся
смертником-рокером, как я. Меня окружает много хорошего, очень
хорошего, и я признателен за это, но с семи лет я стал ненавидеть
всех людей в целом. Только потому, что им кажется столь простым
быть вместе и сочувствовать друг другу. Сочувствовать! Только
потому, что я очень люблю людей и сострадаю им, так мне кажется.
Благодарю вас всех из глубины своего пылающего, выворачивающегося
наизнанку желудка за ваши письма и вашу заботу, которую я ощущал
все последние годы. Во мне слишком много от сумасбродного, капризного
ребенка! Во мне больше нет страсти, поэтому помните: лучше быстро
сгореть, чем медленно угасать. Мир, любовь, сочувствие. Курт Кобейн.
Фрэнсис и Кортни, я буду у вашего алтаря. Кортни, пожалуйста,
продолжай ради Фрэнсис, ради ее жизни, которая будет гораздо счастливее
без меня. Я люблю вас. Я люблю вас!” Как впоследствии разъяснила
мать Курта, Бода было именем воображаемого друга Курта в детстве.
В записке это имя написано с двумя “д”, что делает его похожим
на имя Будды, придавая таким образом записке Курта смысл духовного
послания. Проведенная позднее токсикологическая экспертиза установила,
что в крови Курта содержалось такое количество героина, которое
могло убить трех нормальных людей, а также транквилизаторы. Это
вполне могло свидетельствовать о том, что в момент самоубийства
Курт плохо понимал, что он делает. Его тело пролежало необнаруженным
целых три дня, что мало вяжется с утверждениями разных сторон
о том, что Курта “лихорадочно” искали. Панихида проходила 10 апреля
в сиэтлской унитарной церкви Истины. Место было выбрано менеджером
SOUND GARDEN Сюзан Сильвер. Гроба не было, так как тело Курта
все еще находилось в распоряжении судмедэксперта. 200 родственников
и приглашенных близких друзей слушали речь священника Стивена
Таулза, описывавшего самоубийство как “погружение в пучину греха”.
Одетый в темный костюм Крис сказал: “Мы помним Курта таким, какой
он был: заботливым, благородным и добрым”. Дилан Карлсон читал
стихи буддистского монаха. Брюс Пэвитт тоже сказал несколько слов
своему ушедшему другу: “Я люблю тебя. Я уважаю тебя. К сожалению,
я опоздал на два дня, чтобы выразить это”. Позднее присутствовавшая
на церемонии фотограф Элис Уилер вспоминала: “Примечательно, что
там были все старые друзья, такие как Дилан, Брюс и Слим Мун,
но ни одного из так называемых друзей, которые появились у Курта
после того, как он стал знаменитым”. Таулз продолжил службу чтением
23-го псалма, а потом Кортни читала фрагменты из “Книги Иова”
и рассказывала истории о своем муже. Завершил церемонию Дэнни
Голдберг, сказав: “Ты застал нас врасплох, Курт. Так расставаться
несправедливо”. В тот же вечер 6000 фэнов собрались у Flag Pavilion,
чтобы почтить память своего кумира. Плачущие поклонники ныряли
в близлежащий фонтан, демонстрировали друг другу свои только что
нанесенные татуировки с надписью “kurdt” и сжигали свои майки
в виде жертвы духу покойного. Организовавший все это ди-джей Марко
Коллинз был уверен, что “Курту понравилось бы это. Это был один
из тех направленных против истэблишмента актов, ради которых он
жил”. Через динамики по всему городу транслировался голос Кортни,
которая зачитывала последнее обращение Курта Кобейна к своей аудитории.
Периодически она прерывала чтение, чтобы обратиться с саркастическими
замечаниями и упреками к покойному мужу. Несколько раз она назвала
его “задницей”, и в заключение призвала всех присутствующих, придя
домой, заявить родителям, чтобы они никогда не пробовали на детях
свою “суровую любовь”. Впоследствии Кортни утверждала, что Курт
оставил ей еще одну записку, в которой среди прочего говорилось:
“Ты знаешь, я люблю тебя, я люблю Фрэнсис, и мне очень жаль. Пожалуйста,
не следуй за мной... Я буду защищать тебя оттуда. Я не знаю, куда
я иду. Я просто больше не могу быть здесь”. Хотя на самом деле
эта записка была написана Куртом еще во время римского инцидента
4 марта. 14 апреля тело Курта было кремировано. Часть его праха
была отослана Кортни на место захоронения в Индии, часть должна
была быть захоронена на публичном кладбище в Сиэтле после улаживания
вопросов оплаты и охраны, наконец, еще одну часть Кортни поместила
в изображение Будды, стоящее у ее кровати. Для многих из его одиннадцати-двенадцатилетних
фэнов гибель Курта Кобейна явилась их первым соприкосновением
со смертью. Поэтому их реакция на нее во многом отразила одиночество
и отчаяние Курта, его страх быть использованным и затем брошенным.
“Он бросил нас”, - сказала одна заплаканная девочка на Лейк-Вашингтон-бульвар.
Сиэтлская кризисная клиника в день, когда было найдено тело Курта,
приняла более 300 звонков, в два раза больше, чем обычно. Через
несколько часов после возвращения с панихиды у Flag Pavilion молодой
человек по имени Дэниел Каспар застрелился из ружья. Его примеру
последовали еще двое подростков, один из Австралии, другой из
Турции. Трагическая смерть Курта Кобейна всколыхнула музыкальную
общественность. Многие известные музыканты так или иначе выразили
свое отношение к его неожиданному уходу из жизни. Нил Янг был
настолько потрясен, когда узнал, что Курт процитировал в своей
предсмертной записке строчку из его песни (“лучше быстро сгореть...”),
что, по словам его друзей, частично переделал свой новый альбом,
вышедший спустя несколько недель после смерти Курта. Вышедший
спустя полгода диск PEARL JAM Vitalogy содержит строки, очевидным
образом намекающие на смерть Курта, вроде упоминания сигарной
коробки на полу, в которой Кобейн хранил свой наркотический набор
и которая была найдена рядом с его телом. “Я ехал на репетицию
во время нашего тура, когда услышал новости о Кобейне по радио,
- вспоминает басист MOTLEY CRUE Никки Сикс. - Я был сильно подавлен.
Я просто офигел. Я думал, парню предстоит долгая жизнь. Это была
моя первая реакция. Но потом я на него понастоящему разозлился.
Кобейн всегда много распространялся о том, как развод его родителей
сломал его личность и как он пытался исправить это опустошение
с помощью музыки. И что же он делает? Отворачивается, всаживает
пулю себе в голову и оставляет своей дочери Фрэнсис Бин еще худший
ад, чем тот, через который прошел он сам”. “Я был очень удивлен,
узнав о том, что сделал Курт, - рассказывает Слэш из GUNS N' ROSES.
- Подобного рода вещи случались со мной миллион раз. Единственная
разница в том, что я еще здесь”. Мик Джэггер заявил, что смерть
Курта была неизбежной, в то время как Кит Ричарде выразил уверенность
в том, что'“он желал смерти”. Дэвид Боуи назвал смерть Кобейна
“одним из самых тяжелых ударов в моей жизни”. Наверное, наиболее
мудрая оценка произошедшего принадлежит Оззи Озборну. “Это настоящая
трагедия, - сказал он. - За свою жизнь мне пришлось побывать в
довольно мрачных ситуациях, но он, наверное, оказался в чертовски
тяжелом положении. Самоубийство - это вечное решение сиюминутной
проблемы. Если кто-либо подумывает о самоубийстве, я бы настоятельно
порекомендовал ему поискать помощи. Даже всемогущему Оззи бывает
нужна помощь”. Сразу после смерти Курта Крис и Дейв объявили о
своих планах выпустить “живой” альбом, содержащий тридцать песен,
однако вскоре вынуждены были изменить свое решение, так как тогда
не нашли в себе сил слышать в записи голос Курта и сознавать,
что они уже никогда не услышат его живьем. А вот честолюбивые
мечты Кортни Лав в настоящее время как никогда близки к осуществлению:
она сыграла главную роль в фильме самого Милоша Формана “Народ
против Ларри Флинта”, где ее партнером был Вуди Харельсон, и получила
еще целый ряд заманчивых предложений от известных продюсеров -
так недолго стать и настоящей американской кинозвездой. Что касается
Криса и Дейва, то первый из них возглавляет группу SWEET 75 (странная
смесь латиноамериканских ритмов с тяжелым традиционным гитарным
роком), выпустившую 26 августа 1997 года под названием Sweet 75
свой дебютный альбом на Geffen Records. Второй же является лидером
группы FOO FIGHTERS, продолжающей в некотором роде традиции НИРВАНЫ.
В своих интервью оба музыканта недвусмысленно говорят о возможности
совместной работы в студии и о том, что они обязательно будут
выступать вместе (хотя так говорят музыканты любых групп, теряющих
лидера).
