|
Он
покинул Nirvana, потому что у него были занятия поинтереснее.
Например, отправиться в Ирак
TheDaylyBeast.com — 12 апреля, 2014
by Jacob Siegel
В
тот вечер, когда его бывшие соратники по Nirvana были приняты
в Зал Славы Рок-н-Ролла, Джйсону Эверману хотелось просто выпить
в тихом баре.
Около часа ночи, пятница, военные, уволившиеся
на ближайший уикенд, пытаются поймать такси на улицах Бруклина.
В Зале Славы Рок-н-Ролла только что состоялся большой концерт,
и я направляюсь встретиться с одним из участников группы Nirvana,
новоиспечённого члена Зала Славы.
Джейсон Эверман играл в Nirvana, когда они
только начинали, но до сегодняшней церемонии, он так и не нашёл
времени, чтобы обернуться в прошлое и вспомнить свою панк-рок
молодость. Большую часть из последних десяти лет он провёл в
Ираке и Афганистане, участвуя в специальных военных операциях.
До вечера этого четверга, прошло уже больше
двадцати лет, с тех пор как Эверман последний раз был в одной
комнате с другими участниками Nirvana. Сейчас он временно оставил
армию, но в перерывах между написанием диссертации и получением
учёной степени по философии в Колумбийском Университете, по-прежнему
регулярно ездит за границу, работая военным консультантом. Проведя
последние несколько месяцев за работой вне города, он всего
час назад прилетел в Нью-Йорк, чтобы посетить вечерний концерт.
"Это круто, что их приняли в Зал Славы
Рок-н-Ролла, хотя я действительно мало что знаю об этом",
говорит Эверман.
Он сидел на своём месте в зале, когда Дейв
Грол и Крист Новоселич произносили свои речи со сцены.
"Я не упустил этого", — говорит
Эверман о рок-н-ролл сцене, которую он покинул. Он подчёркивает,
что здесь нет места давним обидам. "Думаю со стороны Nirvana,
или, по крайней мере, со стороны их менеджмента, было очень
любезно и очень вежливо прислать мне это приглашение",
— говорит Эверман. Он благодарен, не огорчён, он просто пошёл
дальше.
"Теперь, это во многом ничего не значит.
Я не говорю, что это что-то плохое, просто я так далеко ушёл
от всего этого, — говорит он о принятии Nirvana в Зал Славы.
— Снова ненадолго попал в этот мир сегодня вечером… Это больше
не моя вселенная".
Эверман не получил одобрения группы как полноценный
участник Nirvana, и вскоре его оттуда выгнали. Позже он какое-то
время играл в Soundgarden, но и здесь не найдя никакой радости,
пробыл с ними ещё меньше времени.
Так Эверман бросил рок-н-ролл и стал искать
чего-то, что приносило бы большего личного удовлетворения. Покинув
сцену Сиэтла, он завербовался в армию и был принят в одно из
самых сильных и элитных подразделений, потом перешёл в состав
Первых Рейнджеров, а затем в спецназ.
"На тот момент времени, в том мире где
я был, пойти в армию, скорее всего, было самой стрёмной вещью,
которую ты мог сделать. Как только я поднял правую руку и принял
присягу, моя репутация крутого парня отправилась ко всем чертям",
— говорит Эверман.
После церемонии основные участники Nirvana
отправились в модный район города, чтобы отыграть секретный
after-party-концерт в одном из клубов. Там я и должен был встретиться
с Эверманом. Мы стояли бы в небольшой толпе и наблюдали, как
Дэйв Грол молотил бы хиты вместе с другими рок-знаменитостями.
Неплохой вариант провести остаток вечера, но совсем не то, что
мы в итоге сделали. Вместо этого, мы не торопясь выпиваем в
пустом баре, где можем услышать друг друга.
Когда я сел вслед за Эверманом, первое на
что я обратил внимание это на его костюм. Я видел его в джинсах
и футболке, в униформе, но в этот вечер он был в тёмном костюме
без единой пылинки и складки на нём. Он выглядит на свой возраст,
но его лицо практически без морщин, чёрные волосы зачёсаны назад.
Его глаза – два маленьких голубых камня. Перед ним стоит тёмное
красное вино, того же цвета что и его галстук, на столе лежит
книга Джеффа Дайера. Он рассказывает мне, что в книге есть отличные
выдержки о свободе, затем он подзывает официанта, назвав его
по имени, и просит принести ещё вина. www.nirvanaone.ru
Майк приносит нам по бокалу и Эвермен зачитывает
вслух небольшой отрывок о свободе, чтобы я послушал. Из бара
стали уходить последние посетители, но я не замечал этого пока
не ушли все и остались только Эверман, я и Майк.
Свобода, говорится в книге, ненадёжна. Её
нужно отвоёвывать каждый день и для её обретения необходимо
постоянное обновление. Её невозможно удержать, но за ней можно
угнаться, минуя длинную тень привычек и страха.
Когда я спрашиваю, как прошёл вечер, Эверман
задумывается. "Как я могу описать это без уничижительного
тона?", — говорит он. — "Всё это просто не моё, эта
озабоченность желанием быть знаменитым. Там много чего происходит
и всё это как-будто… Эх. Просто это не то, что меня интересует".
Впервые я увидел Эвермана около пяти лет
назад в Нью-Йорке на писательском мастер-классе для ветеранов.
У него были длинные волосы и сплошь покрытые татуировками руки.
Он был тихим и сильным писателем. Под его татуировками был строгий
человек, с какой-то монашеской авторитетностью.
Ветераны, словно собаки, умеют быстро почувствовать
друг в друге родство. Он бы никогда не заговорил бы об этом
сам, но я выяснил, что Эверман раньше служил в одной из элитных
военных частей. Я был впечатлён и не мог не испытывать уважения
при разговоре с ним.
Как-то раз он пришёл в футболке с названием
одной из старых панк групп, которая мне нравилась, и мы закончили
тем, что долго разговаривали о музыке. Мы зависали вместе около
месяца, каждую неделю выпивали и болтали всякую ерунду про музыку,
а затем, от одного из своих знакомых, я случайно узнал, что
Эверман играл в Nirvana.
Как-то наша компания ветеранов-писателей
сидела в баре на Гринвич-Виллидж. Когда Эверман прикончил последнюю
рюмку и ушёл в ночь, ко мне подошёл приятель и, схватив мою
руку, стал стаскивать меня со стула. С широченными глазами,
он сказал что я должен пойти в туалет и что там, на стене, висит
фото Джейсона.
Я и раньше видел фотографии на стенах туалетов
в баре, так что я знал чего ожидать: должно быть как-то раз
бармен застал его без сознания в каком-то углу и сфотографировал,
чтобы потом прислюнявить этот снимок на стену позора. Но когда
я вошёл в уборную, то увидел фотографии разных групп 90-х: Pearl
Jam, Husker Du и всё в том же духе.
Мой друг дал мне посмотреть на фотографии
около минуты, а потом указал на фотографию Soundgarden с молодым
Джейсоном Эверманом. Осознание того, что Эверман когда-то играл
в Soundgarden и Nirvana и никогда об этом не упоминал, только
подтвердило то, что на фото был именно он.
В прошлом году New York Times Magazine опубликовали
большую
статью о Джейсоне Эвермане с его фотографией на обложке.
Она была написана его другом, знавшим Эвермана ещё с тех времён,
когда тот играл в Сиэтле. В ней он рассказал интереснейшую историю
про парня, который был выгнан из одних из самых известнейших
групп в мире, но всё-таки стал рок-звездой на своих собственных
условиях.
Не смотря на то, что это отличная история,
был упущен один момент. Он не пошёл из Рейнджеров в спецназ,
а потом на философский факультет Колумбийского университета,
чтобы наверстать упущенный шанс стать рок-звездой. Он пошёл
в армию, потому что ни Nirvana, ни Soundgarden не было ему достаточно.
"Это не было какой-то там анти-коммерческой
или анти-ещё-какой-то-там позой, — говорит Эвереман, описывая
то, что заставило его покинуть музыкальную сцену. — Это куда
более личное. Я не был счастлив занимаясь этим, и, в конечном
итоге, вероятно к лучшему, я это бросил".
Привлекательность рок-н-ролла проходит, поясняет
он. Таким образом, он отправился на поиски чего-то ещё, за пределы
своей юношеской страсти.
Но панк-рок направил его на путь, который
привёл его в армию. Если бы в свои 15 он не услышал "My
War" группы Black Flag, он возможно и не отправился бы
в горы Афганистана.
"Если посмотреть, то в моей жизни было
три основных события, которые были настолько важны, что повлияли
на мою жизнь, — говорит Эверман, — первое из них это панк-рок
в моей юности".
Вторым был уход из панк-рока после того,
как он осознал, что существовавшие там правила ограничивают
его: причёски, одежда, запрет на политику и железный закон использовать
в песне только три аккорда.
"В молодости вы действуете в иллюзии,
что вы думаете самостоятельно, но это на самом деле не так.
Панк-рок полон конформизма". Но убиваться за обещанный
панком радикальный индивидуализм, а затем бросить всё, осознав,
что обещание было предано сценой, установившей строгие правила
правильного индивидуализма, было "необходимым шагом к тому,
чтобы в действительности начать думать самостоятельно",
— говорит Эверман. www.nirvanaone.ru
В своё время из панк сцены он вынес следующее:
"Я собираюсь принимать решения основываясь по большей части
на том, что хочу делать я, и по меньшей части на том, что ожидают
или хотят от меня другие люди. Таким образом, панк-рок был необходимым
шагом. Вот что и было изначальной причиной, по которой я пошёл
в армию".
Это и произошло с Эверманом. Он играл в Nirvana
для себя, и потом, когда он ушёл в армию или сражался в Афганистане,
он тоже делал это для себя. Ничто в его жизни, кажется, ещё
не было просто поводом для шутки.
Это несравненное чудо, быть живым. Нет ничего
лучше, правда. Но роли уже распределены и мы все это знаем.
Можно быть копом или грабителем, играть в Nirvana или быть рейнджером.
Одна жизнь не так велика чтобы дать шанс побыть и тем и другим.
И если вам посчастливилось быть копом, который не мечтает быть
грабителем, то вы наверняка сохните по жене соседа, огорчаясь,
что вам не повезло в этом отношении. Жестоко, но жизнь очень
коротка.
Но Эверман похоже придумал как взять этот
дом.
В баре, он говорит, что он является автором
собственной жизни. Это должно быть был единственный раз, когда
человек склонившись над выпивкой, рассказывал, что сам творит
свою судьбу, не для того чтобы просто убить время и что-то сказать,
и не для того, чтобы развести кого-нибудь его угостить. Когда
Эверман сказал это, это было чем-то вроде констатации факта.
Ты живёшь, набираешься мудрости, оттачиваешь своё самосознание
и добиваешься своего понимания хорошего, смысла жизни. Довольно
просто, чтобы достичь этого. Нет смысла оглядываться назад.
|
