 |
Длинное
интервью с Куртом Кобейном
Howl —
22 июля, 1993
Jon Savage: Расскажи, откуда ты родом?
Kurt Cobain: Я родился в Абердине,
штат Вашингтон, в 1967 г. и жил между Абердином и Монтесано,
что в 20 милях от него. На протяжении всего детства я переезжал
от одного родственника к другому.
Jon Savage: Твои родители развелись,
когда ты был маленьким?
Kurt Cobain: Да, мне было 7.
Jon Savage: Ты помнишь что-нибудь
из того времени?
Kurt Cobain: Помню, мне почему-то
было стыдно. Стыдно за своих родителей. Я больше не мог смотреть
в глаза своим школьным друзьям, я отчаянно хотел иметь классическую,
типичную семью. Маму и папу. Мне хотелось защищенности, поэтому
я какое-то время презирал своих родителей.
Jon Savage: Наладились ли у вас отношения
сейчас?
Kurt Cobain: Ну с мамой я всегда поддерживал
отношения, потому что она всегда была больше привязана ко мне.
А с отцом я не говорил около 10 лет, и вдруг в прошлом году
он разыскал меня за сценой после нашего концерта в Сиэтле. Я
был рад видеть его, потому что всегда хотел дать ему понять,
что не ненавижу его больше. С другой стороны, я не хотел продолжать
наши отношения, потому что мне просто нечего ему сказать. Мой
отец неспособен на выражение любви или даже поддержание разговора.
Я не хотел поддерживать с ним отношения только потому, что он
мой кровный родственник. Это бы меня напрягало. Так что последний
раз, когда я его видел, я выразил свои мысли и ясно дал понять,
что не хочу больше иметь с ним ничего общего. Но знаете, это
было облегчение для нас обоих. Потому что на протяжении нескольких
лет он был уверен, что я его ненавижу.
Jon Savage: Ты не можешь избегать
этого.
Kurt Cobain: Это именно то, что я
делал всю жизнь. Я все время бросал работу, не говоря ни слова
работодателю, просто не приходил в один прекрасный день. То
же самое было в школе - я бросил ее за 2 месяца до окончания.
Я всегда избегал таких вещей, так что встретиться с отцом -
хотя это была его инициатива найти меня - было большим облегчением.
Jon Savage: Ты когда-нибудь писал
о своих отношениях с родителями? Текст Serve The Servants звучит
автобиографически.
Kurt Cobain: Да. Это первый раз, когда
я действительно затронул тему родителей. Вряд ли я когда-то
писал что-то настолько личное.
Jon Savage: Расскажи о своей юности.
Kurt Cobain: Я жил очень изолированно.
У меня было по-настоящему хорошее детство до развода. А потом
вдруг весь мир изменился. Я стал антисоциальным. Стал осознавать
окружающую действительность, которая мало что могла мне предложить.
Абердин - такой маленький городок, я не мог найти ни одного
друга, который бы мне действительно нравился, или кто был бы
похож на меня, кому нравились бы те же вещи, что и мне. Я был
творческим ребенком, любил музыку.
Jon Savage: Что ты тогда слушал?
Kurt Cobain: Всё, что удавалось достать.
Мои тети давали мне пластинки Beatles, так что в основном это
были Beatles. Время от времени, если повезет, мне удавалось
купить какой-нибудь сингл.
Jon Savage: Тебе нравились Beatles?
Kurt Cobain: Да. Мама всегда старалась
внести элемент британской культуры в нашу семью. Мы пили чай
целыми днями! Раньше я ничего не знал о своих предках, а в этом
году узнал, что Кобейн - ирландская фамилия. Родителей никогда
не волновали такие вещи. Я выяснил это, выискивая в телефонных
книгах фамилии, похожие на мою. Я не нашел ни одного Кобейна,
поэтому начал обзванивать Кобёрнов. Нашел одну пожилую женщину
в Сан-Франциско, которая изучала историю нашей фамилии годами.
Jon Savage: Так что, изначально твоя
фамилия была Кобёрн?
Kurt Cobain: На самом деле изначально
была Кобейн, но потом пришли Кобёрны и исказили ее. Они пришли
из графства Корк. С этим местом связано очень странное происшествие.
Когда у нас был тур по Ирландии, мы играли в графстве Корк,
и я весь день ходил как пришибленный. Никогда я не чувствовал
себя более одухотворенно. Это было невероятно странное чувство
(со мной был друг, который может подтвердить это), я чуть не
плакал целый день. С того тура, который был около 2 лет назад,
у меня появилось чувство, что я родом из Ирландии.
Jon Savage: Расскажи о своей школе.
К тебе там плохо относились?
Kurt Cobain: Я был козлом отпущения,
но не в том смысле, что все постоянно на меня наезжали. Они
не наезжали и не били меня, потому что к тому времени я уже
был очень замкнутым. Я был настолько антисоциален, что это доходило
до безумия. Я чувствовал себя настолько далеким от других и
настолько сумасшедшим, что люди просто оставили меня в покое.
Я бы не удивился, если бы они присвоили мне звание "Самого
вероятного претендента на убийство всех на школьной дискотеке".
nirvanaone.ru
Jon Savage: Можешь ли ты понять людей,
которые становятся настолько отчужденными, что доходят до насилия?
Kurt Cobain: Да, я прекрасно представляю,
как умственное состояние человека может деградировать до той
точки, где он может взять ружье и перестрелять всех одноклассников.
Я дошел до того, что стал фантазировать об этом, но не уверен,
что не предпочел бы убить себя первым. Тем не менее, я всегда
любил фильмы о мести на школьной дискотеке, типа "Кэрри".
Jon Savage: Когда ты впервые услышал
панк-рок?
Kurt Cobain: Наверное, в 84-м. Я постоянно
пытаюсь точно восстановить хронологию событий - и не могу. Мое
первое знакомство с панк-роком произошло, когда журнал Creem
начал публиковать серию статей об американском туре Sex Pistols.
Я читал о них и представлял себе, как круто было бы слушать
их музыку и быть частью этого. Но мне было 11, и я никак не
мог следовать за ними в туре. Даже поехать в Сиэтл, который
был всего лишь в 200 милях, было невозможно. В детстве я раза
три был в Сиэтле с родителями, насколько я помню; это были семейные
путешествия. После этого, я все время пытался найти панк-рок,
но естественно в музыкальном магазине Абердина его не было.
Первые панк-рок записи, которые я приобрел, были скорее всего
Devo, Oingo Boingo и тому подобное, когда они наконец добралось
до Абердина. И наконец в 1984 году мой друг по имени Базз Осборн
сделал мне пару сборных пленок с Black Flag и Flipper, с самыми
популярными панк-рок группами, и у меня сорвало крышу. Я наконец
нашел свое призвание. В тот же самый день я сделал короткую
стрижку. Я открывал рот, повторяя слова песен, слушал их каждый
день, это было потрясающе. К тому времени я уже играл на гитаре
пару лет, пытался играть панк-рок в собственном стиле, по крайней
мере как я его себе представлял. Я знал, это должно быть быстро
и с сильным дисторшном. Панк-музыка выражала мои политические
и социальные взгляды. В ней сразу было столько всего. В ней
был гнев, который я чувствовал, отчуждение. Она также помогла
мне понять, что мне не нравилось в метал-группах, таких как
Aerosmith и Led Zeppelin. Хотя мне нравились и продолжают нравиться
некоторые их песни, я вдруг понял, что мне не нравится их сексисткие
взгляды - то, как они пишут о своих членах и сексе. Это наводило
на меня скуку.
Jon Savage: Когда ты начал думать
о сексизме? Было ли это результатом твоего увлечения панк-музыкой?
Kurt Cobain: Нет, это началось раньше.
Я не мог найти друзей мужского пола, так что я стал много тусоваться
с девчонками. Я чувствовал, что к ним относятся без всякого
уважения. Я терпеть не мог отношение к женщинам, которое было
повсеместно принято в Абердине - их постоянно унижали. Слова
"сука" и "шлюха" были абсолютно обычным,
общепринятым обращением к женщине. Но прошло несколько лет,
прежде чем я понял, что эти вещи волнуют меня. Я просто начал
понимать, что меня так сильно выводило из себя, а за пару лет
до ухода из школы я обнаружил панк-рок - и всё встало на свои
места. Я наконец понял, что я не умственно отсталый.
Jon Savage: У тебя когда-нибудь были
проблемы с людьми, которые думали, что ты гей?
Kurt Cobain: Да. Даже я сам думал,
что я гей. Хотя у меня никогда не было такого опыта, я думал,
это могло бы решить мою проблему. У меня был друг-гей, и именно
из-за этого я впервые действительно испытал негатив от людей.
Как я говорил, много лет они в основном боялись меня, но когда
я начал тусоваться с этим парнем, Майером Лофтином, который
был известен как гей, они стали конкретно донимать меня, пытаясь
побить и все такое. Потом моя мать запретила мне дружить с ним,
потому что она гомофоб.
Jon Savage: И ты прекратил?
Kurt Cobain: Да. Это было очень тяжело,
потому что я наконец нашел друга мужского пола, с которым я
мог поговорить и к которому испытывал симпатию, а мне сказали,
что я не могу больше общаться с ним. Примерно в то самое время
я начал складывать все кусочки пазла. Этот парень сыграл большую
роль в этом.
Jon Savage: В твоих песнях есть провокационные
строчки вроде 'Everyone is gay' из All Apologies. Это воспоминание
о том времени?
Kurt Cobain: Я бы так не сказал. Это
просто игра со своими убеждениями. Наверное, это провокационно
в коммерческом смысле, из-за того что мы продали столько альбомов.
Jon Savage: Довольно необычно для
группы, избравшей для себя направление, в котором все играют
в основном мужской рок, говорить о гомосексуализме.
Kurt Cobain: Да, но я думаю, сейчас
все меняется к лучшему. "Альтернативная музыка" наконец
находит отклик, хотя лично я недолюбливаю этот термин. Но по
крайней мере появляются какие-то проблески сознания, и для подрастающего
поколения все складывается довольно хорошо.
Jon Savage: У тебя когда-нибудь были
проблемы с музыкальной индустрией или фанатами из-за твоего
отношения к гомосексуализму?
Kurt Cobain: Никогда. Pansy Division
сделали кавер на Teen Spirit, они переделали слова на Smells
Like Queer Spirit и поблагодарили нас в аннотации. Там было
что-то вроде: "Спасибо Нирване за самое положительное отношение
к геям среди всех коммерчески успешных рок-групп". Мне
это реально польстило. Дело в том, что в этом нет ничего нового
ни для кого из моих друзей, с которыми мы слушали одну и ту
же музыку на протяжении последних 15 лет. Мне кажется, сейчас
отношение изменилось. Посмотрите MTV, у них сейчас эта рубрика
в часовых новостях "Освободи свое сознание", в которой
затрагиваются темы гомосексуализма и т.п. Довольно тонкими намеками
они напоминают всем, насколько был пропитан сексизмом хэви-метал
на протяжении всех 80-х, потому что сейчас эта музыка практически
умерла. И умирает она быстро. Довольно забавно видеть эти группы
типа Poison - даже не Poison, а Warrant, Skid Row и т.п. - отчаянно
цепляющиеся за старые образы, не пытаясь даже посмотреть на
свою музыку под другим углом. Меня приводит в легкий трепет
мысль о том, что я внес свой маленький вклад в то, чтобы избавиться
от этих людей, или по крайней мере заставил их задуматься о
том, что они сделали за последние 10 лет. На самом деле у них
ничего не изменилось, кроме групп типа Soul Asylum, которые
всю жизнь играли в барах, а теперь их замечательные лица можно
лицезреть на MTV. У них по крайней мере более адекватные взгляды
на жизнь, чем у металлистов. Более здравые. Я скорее буду слушать
их, чем это старье.
Jon Savage: Песня, с которой я подсел
на Нирвану, была On A Plain. О чем она?
Kurt Cobain: Думаю, это классическая
песня об отчуждении. Каждый раз, когда я разбираю по частям
свои песни, я вынужден менять историю, потому что я такой же
потерянный, как кто-либо еще. Чаще всего я составляю песни,
объединяя кусочки из разных стихов. Я обычно вообще не придерживаюсь
какой-то темы. У меня много тетрадей с записями, и когда нужно
написать текст песни, я просто беру его из своих стихов.
Jon Savage: И сколько времени это
занимает?
Kurt Cobain: Обычно это происходит
прямо перед записью вокала! Иногда я пишу тексты за несколько
месяцев до записи в студии, но большей частью, 90% песен написаны
в последнюю минуту.
Jon Savage: Песни на In Utero были
написаны так же?
Kurt Cobain: В меньшей степени. На
этом альбоме больше тематических песен, это не просто кусочки
из разных стихов. Например, Scentless Apprentice написана по
книге "Парфюмер" Патрика Зюскинда. Не думаю, что я
когда-то еще писал песню по мотивам книги.
Jon Savage: В детстве ты много читал?
Kurt Cobain: Да, всё, что удавалось
достать. Я часто ходил в библиотеку, постоянно прогуливал школу,
особенно в старших классах, и единственное место, куда можно
было пойти, была библиотека. Но я не знал, что читать, поэтому
читал то, что находил. В начальной школе я читал Сьюзен Хилтон
(автор книги "Аутсайдеры" и других, посвященных подростковому
гневу и отчуждению). Мне они нравились. Я много читал и на уроках,
когда ходил в школу - просто, чтобы держаться подальше от людей,
чтобы не пришлось с ними разговаривать. Часто я даже просто
прикидывался, что читаю, лишь бы ко мне не приставали.
Jon Savage: Когда ты начал писать?
Kurt Cobain: Мне было около 14, в
старших классах. Я никогда не относился к этому серьезно. Никогда
не вел личных дневников и не пытался писать истории в стихах;
это всегда были абстрактные вещи. В детстве, сколько я себя
помню, я планировал стать художником по рекламе. Мама всячески
поддерживала мои художественные начинания - постоянно хвалила
мои рисунки. Так что я настраивался на это. К 9-му классу я
ходил в 3 дополнительных класса по рисованию и планировал пойти
в художественное училище. Учитель рисования отправлял мои рисунки
на конкурсы. Но в конце концов, это было не то, что я хотел
делать. Я правильно оценивал свои возможности. Но я по-настоящему
люблю искусство и по-прежнему люблю рисовать. То же самое я
чувствовал и по отношению к своим писательским навыкам. Я недостаточно
образован, чтобы написать что-то, что я с удовольствием потом
смог бы читать.
Jon Savage: Когда ты впервые посетил
Англию?
Kurt Cobain: В 89-м.
Jon Savage: Понравилось?
Kurt Cobain: Да. Особенно в первый
раз. Мы также ездили по другим европейским странам, но к седьмой
неделе я был готов умереть. Мы были в туре с TAD. С нами в крошечном
фургоне Вольво было 15 человек, плюс все наше оборудование.
Jon Savage: Ты хотел сказать 12, с
Тэдом...
Kurt Cobain: Пятнадцать! В зависимости
от того, был ли его желудок пуст или нет. В этом туре его часто
рвало.
Jon Savage: Когда ты впервые понял,
что всё кардинально изменилось для группы?
Kurt Cobain: Наверное, когда мы были
в туре по Европе в 1991. Мы закончили видео на Teen Spirit,
и они начали крутить его, когда мы были в туре. Мне то и дело
звонили друзья и говорили, что я знаменит. Но это не затрагивало
меня, наверное, еще месяца 3 после того, как мы уже стали знаменитыми
в Америке.
Jon Savage: Был ли какой-то конкретный
момент, когда до тебя вдруг дошли масштабы происходящего?
Kurt Cobain: Да. Когда я вернулся
домой. Мой друг сделал подборку новостей о нашей группе, которые
показывали на MTV и в местных новостных программах. Это было
страшно. Это меня напугало.
Jon Savage: И как долго тебя это пугало?
Kurt Cobain: Около 1,5 лет - примерно
до конца прошлого года. Я бы даже сказал, до рождения ребенка.
Именно тогда я наконец решил выползти из своей раковины и смириться
с этим. Бывало, я хотел распустить группу, таким сильным было
давление, но так как я люблю эту группу, я чувствовал, что на
мне лежит ответственность не делать этого.
Jon Savage: Это было примерно во время
вашего европейского тура летом 1992 года?
Kurt Cobain: Да. Тогда группа действительно
стала меня эмоционально угнетать. Во многом это было связано
с тем, что мы играли на фестивалях под открытым небом в дневное
время. Нет ничего более утомительного. Людей много, но никому
из них нет дела до того, кто играет на сцене. Я как раз был
на этапе преодоления своей наркотической зависимости, пытался
бороться с ней, и всё это было слишком для меня. Весь остаток
года я разрывался между желанием распустить группу и желанием
изменить ее название. Но так как я по-прежнему люблю играть
с Крисом и Дэйвом, я не мог смириться с тем, что группу придется
распустить из-за давления, связанного с успехом. Знаете, это
печально, быть вынужденным сделать что-то подобное. Вообще странно...
Я не уверен, что когда мы играем живьем, существует какая-то
ощутимая связь между Крисом, Дэйвом и мной. Я обычно даже не
замечаю их, находясь в своем собственном мире. С другой стороны,
это не значит, что мне все равно, есть они со мной на сцене
или нет, что я могу нанять сессионных музыкантов или что-то
типа того.
Jon Savage: Это точно не было бы той
же группой. Для меня Нирвана - это ты, Крис и Дэйв.
Kurt Cobain: Я тоже так считаю, мы
наконец нашли хорошего ударника. Для меня почему-то было важно
найти надежного ударника. Есть много групп, которые мне нравятся,
несмотря на то что у них ужасный ударник, но ужасный ударник
- это неправильно для такой музыки. По крайней мере это неправильно
для музыки, которую я писал до этого момента.
Jon Savage: У вас не было туров в
течение года, ни одного после Nevermind тура.
Kurt Cobain: Я выздоравливал.
Jon Savage: Как получилось, что в
твоей жизни появились наркотики? Просто потому что они были
доступны?
Kurt Cobain: Я принимал героин примерно
год, время от времени. У меня проблемы с желудком уже примерно
5 лет. Бывали времена, особенно во время туров, когда я чувствовал
себя как наркоман, хотя я даже не был им, потому что я умирал
от истощения (одно из последствий наркотической зависимости
- прим. редактора) и не мог понять, что со мной не так. Я перепробовал
все, о чем знал. Сидел на диете, принимал таблетки, все.. делал
упражнения, перестал пить, курить - ничего не помогало. Я просто
решил, что если я буду чувствовать себя как наркоман и блевать
каждый день своей чертовой жизни, то я с тем же успехом могу
принимать вещества, которые убьют эту боль. Я не могу сказать,
что это главная причина, по которой я принимал наркотики, но
она сыграла большую роль в этом. Намного большую, чем думает
большинство людей.
Jon Savage: Ты выяснил, в чем причина
твоих проблем с желудком?
Kurt Cobain: Нет.
Jon Savage: Он по-прежнему беспокоит
тебя?
Kurt Cobain: Периодически. Но сейчас
по какой-то причине боль просто исчезла. Думаю, это психосоматическая
проблема. У моей матери было то же самое несколько лет, когда
ей было слегка за 20, но со временем прошло. Она постоянно лежала
в больнице из-за этого.
Jon Savage: Чувствуешь ли ты себя
сейчас лучше?
Kurt Cobain: Да. Особенно последний
год, после того, как я женился и у меня появился ребенок, мое
душевное и физическое состояние улучшилось почти на 100%. Я
снова хочу отправиться в тур. Я не был настроен так оптимистично
со времени развода своих родителей.
Jon Savage: Подействовало ли на тебя
удручающе то, что ты собрал эту группу, вы просто играли свои
замечательные песни, и тут вдруг начались эти странные вещи
в СМИ?
Kurt Cobain: О да, это повлияло на
меня настолько, что я все время хотел распустить группу.
Jon Savage: Было ли это связано в
основном со статьей в журнале Vanity Fair?
Kurt Cobain: С нее все началось. На
основании этой истории появилось еще около 50 статей. Я никогда
не обращал внимания на ведущие мировые издания или СМИ раньше,
так что и представить себе не мог, что людей могут третировать
и распинать на таком уровне. Я не могу избавиться от ощущения,
что из нас в какой-то степени сделали козлов отпущения. Я очень
враждебно настроен по отношению к журналистам и к СМИ в общем.
Возможно из-за того, что это происходит со мной, я и преувеличиваю
что-то, но я не могу вспомнить ни одного примера, ни одной группы,
о которой было бы столько негативных статей.
Jon Savage: С чем это связано, как
ты думаешь?
Kurt Cobain: Во многом это элементарный
сексизм. Кортни - моя жена, и многие не смогли смириться с фактом,
что я влюблен и что я могу быть счастлив. Из-за того, что она
такая сильная личность, такая грозная личность, каждый сексист
в музыкальной индустрии просто присоединился к толпе, которая
решила вздернуть нас.
Jon Savage: Давай поговорим об альбоме
In Utero. Он звучит как будто из маленького замкнутого пространства.
Kurt Cobain: Согласен. Главная причина,
по которой мы записывали новый альбом In Utero со Стивом Альбини,
- то, что он может добиться такого звучания, будто группа находится
в комнате, такой же маленькой, как та, в которой мы сейчас находимся.
In utero не звучит так, словно его записали в огромном зале,
как-то запредельно. Он очень хлесткий и реальный. Я понял, чтобы
достичь этого в техническом плане, нужно использовать много
микрофонов. Я знал об этом много лет, с тех пор, как начал записываться.
Микрофоны имеют настолько направленное действие, что если ты
хочешь получить объемный звук, нужно использовать много дорожек.
Или воспользоваться не имеющим определенного направления микрофоном,
расположенным подальше от инструментов, так что можно было бы
уловить ревербацию от стен.
Jon Savage: Сколько микрофонов вы
использовали для In Utero?
Kurt Cobain: Без понятия, много. У
нас были большие немецкие микрофоны, прикрепленные к полу, к
потолку, к стенам, по всему помещению. Я пытался уговорить продюсеров
делать так с тех пор, как мы начали записываться. Я не знаю
ничего о процессе записи, но это кажется настолько очевидным.
Я пытался уговорить сделать это Бутча Вига, Джека Эндино, и
все говорили "Это вам не подойдет". Стив Альбини доказал,
что это не так. Хотя я точно не знаю, как ему это удалось. Ему
пришлось использовать целую кучу микрофонов. Это так просто.
Именно поэтому живые записи панк-выступлений звучат так хорошо.
Ты действительно чувствуешь, что побывал там.
Jon Savage: Вы перезаписывали какие-нибудь
треки?
Kurt Cobain: Нет. Мы ремикшировали
парочку, потому что вокал был недостаточно громким. Стив - хороший
звукоинженер, но по-моему, в микшировании он ужасен. Для меня
микширование - что-то вроде собирания пазла. Это математика,
что-то чисто техническое. Оно изматывает, нужна большая концентрация.
Звучание каждого инструмента имеет столько вариаций, что микширование
одной песни может занять несколько дней, если ты действительно
хочешь добиться хорошего результата. Я лично только за запись
песни, вот как она выйдет на пленке, значит так оно и должно
быть. Но для некоторых песен это просто не работает.
Jon Savage: Мне очень нравятся медленные
песни на In Utero.
Kurt Cobain: Они действительно хорошо
получились, благодаря технике Стива Альбини мы добились объемного
звучания. Для них это был идеальный вариант. Но для песен All
Apologies и Heart-Shaped Box нужно было больше. Моя главная
претензия была в том, что вокал был недостаточно громким. Во
всех миксах Альбини, которые я когда-либо слышал, вокал всегда
слишком тихий. Ему просто так нравится, и его сложно переубедить.
Он пытался смикшировать каждый тон всего за час, что не очень
правильно для песни. Это сработало для нескольких, но не для
всех. Нужно сделать несколько разных миксов и потом выбрать
лучший. Никогда не думал, что буду с удовольствием говорить
о технической стороне записи. Раньше я не придавал этому значения.
Но сейчас думаю, это неплохая тема для разговора.
Jon Savage: Ты оказался в хорошем
положении: даже если альбом не найдет большого признания, ты
сделал всё именно так, как хотел.
Kurt Cobain: Это точно. Чувак, именно
поэтому я так взбудоражен в связи с этим альбомом. Я даже хочу
продвигать его, не ради продаж, а потому что горжусь им больше,
чем всем, что я делал раньше. Мы наконец добились звука, который
был в моей голове всегда.
Jon Savage: На Nevermind его не было?
Kurt Cobain: Нет. Он слишком отполированный.
Я не слушаю такие диски дома. Я не могу слушать этот альбом.
Мне нравятся многие песни. Нравится играть некоторые из них
на концертах. Думаю, это действительно хороший диск в коммерческом
плане, должен признать это, но это что-то типа Cheap Trick.
Лично для меня он слишком гладкий.
Jon Savage: Как ты поешь? Ты используешь
несколько голосов…
Kurt Cobain: Чаще всего я пою прямо
из своего желудка. Прямо оттуда, где сконцентрирована боль.
Jon Savage: Это оттуда идут боль и
гнев?
Kurt Cobain: Да. Каждый раз когда
я глотаю эндоскоп, у меня находят красное раздраженное место
в желудке. Но это психосоматическое, это все от злости. И от
крика. Мое тело дважды пострадало от музыки: помимо раздраженного
желудка, у меня еще и сколиоз. Он появился еще в начальной школе,
а с тех пор как я стал играть на гитаре, под ее весом спина
еще сильнее искривилась. Так что когда я стою, у меня всё как-то
странно перекособочено.
Jon Savage: Ты мог бы исправить это.
Kurt Cobain: Я периодически хожу к
костоправу. Невозможно полностью исправить сколиоз, потому что
это по сути нарост в позвоночнике. Позвоночник искривляется
в подростковом возрасте. У большинства людей есть небольшое
искривление, хотя у некоторых это действительно запущено, им
приходится носить металлические корсеты. Из-за этого у меня
постоянно болит спина. И это добавляет боли в нашу музыку. На
самом деле. Я даже благодарен за это. nirvanaone.ru
Jon Savage: Ты чувствуешь, что существует
противоречие между твоими идеалами и невероятным успехом? Есть
ли что-то, что напрягает тебя?
Kurt Cobain: Сейчас уже не уверен.
Я намного сильнее чувствовал это противоречие полтора года назад,
потому что боролся вслепую, даже не зная, с чем я борюсь. Да
и сейчас продолжаю. Как я уже говорил, я действительно не знаю,
как вести себя со СМИ. Год назад я сказал, что ничто на свете
не заставит меня говорить с долбанной прессой, и что я из кожи
вон вылезу, но больше не покажу своего лица. Но потом я решил,
что не позволю кучке злобных журналюг управлять моей жизнью.
Я рад, что за последний год я встретился с несколькими журналистами,
которым я доверяю и с которыми мне нравится общаться.
Jon Savage: Может, настал хороший
момент, чтобы развеять слухи, раздутые вокруг тебя? Когда Nevermind
взорвал мир, появились сообщения, что ты нарколептик.
Kurt Cobain: Да нет… я придумал эту
историю, чтобы объяснить, почему я так много сплю. Я много спал
перед концертами. Часто за сценой происходит такой кипиш, а
я просто не хочу ни с кем разговаривать. Так что я просто засыпаю.
Сейчас у нас так много знакомых, столько друзей, и я могу просто
попросить их уйти. Я не хочу вести себя как Аксл Роуз, иметь
собственный автобус, личную гримерку.
Jon Savage: Кстати об Аксле, что это
за история с вашей стычкой на MTV Video Music Awards в 1992?
Kurt Cobain: Ну, очевидно, Аксл был
в хреновом настроении. Что-то его расстроило, скорей всего,
прямо за несколько минут до нашей встречи. Мы были в столовой,
я держал Фрэнсис, он подошел в сопровождении пяти огромных телохранителей
и человеком с камерой. Кортни в шутку прокричала: "Аксл,
будешь крестным отцом нашего ребенка?" Все засмеялись.
С нами было несколько друзей, а он остановился как вкопанный
и начал орать гадости. Типа чтобы я заткнул свою суку, ну я
повернулся к Кортни и говорю: "Заткнись ты, сука!"
Все покатились со смеху, а Аксл покраснел и ушел. Потом мы слышали,
что Дафф (Маккаган, басист GNR) хотел побить Криса.
Jon Savage: Знаешь, это было круто,
когда Крис заехал басом себе по голове в конце вашего представления.
Вы все устроили шоу, разбивая свои инструменты, а он взял да
облажался - реально отлично получилось!
Kurt Cobain: Это происходило очень
много раз.
Jon Savage: Впечатляющий финал, и
в конце вы выглядите реально глупо, но это все равно выглядит
круто.
Kurt Cobain: Знаешь, это было так
ожидаемо. Должны ли мы просто уйти со сцены или должны снова
разбить оборудование? В тот день мы испытали столько эмоций,
буквально за минуты до выступления мы даже не были уверены,
что будем выступать. Мы хотели играть Rape Me, но MTV не позволило
нам. Они собирались заменить нас, если мы не будем играть Teen
Spirit. В конце концов мы нашли компромисс, сыграв Lithium.
Я плевал на пианино Аксла, пока мы сидели на сцене. Мы были
на такой платформе, которая подняла нас наверх. Я увидел там
пианино и просто не мог упустить возможность заплевать все его
клавиши арахисом. Надеюсь, он не успел почистить их вовремя.
Jon Savage: Расскажи про историю с
оружием. Что это, снова чушь собачья?
Kurt Cobain: Да. Несусветная ерунда.
Это еще одна причина, по которой я просто хотел все бросить.
Я никогда не душил свою жену, но в каждой статье, даже в Rolling
Stone, заявили, что я душил ее. На Кортни было ожерелье. Я сорвал
его с нее, а в полицейском отчете это выставили так, будто я
ее душил. Мы даже не дрались. Даже не спорили, мы просто играли
музыку слишком громко, соседи пожаловались и вызвали полицию.
Это была первая жалоба со стороны соседей, хотя мы репетировали
дома долгое время.
Jon Savage: Они ожидают от тебя такого
поведения, потому что ты "скандальная рок-звезда".
Kurt Cobain: Хотя полиция была довольно
благосклонна. По правде говоря, я не мог поверить в это. Знаешь,
в этом месяце в Сиэтле приняли новый закон, в соответствии с
которым, если поступила жалоба о домашнем насилии, они должны
посадить одну из сторон в тюрьму. Так что единственный спорный
момент, который был между мной и Кортни, был в том, кто отправится
в тюрьму на несколько часов. И тут ни с того ни сего они спросили:
"Есть ли в доме оружие?" Я сказал нет, я не хотел,
чтобы они знали о наличии двух ружей. У меня были М-16 и два
пистолета. Они были спрятаны в шкаф, не заряжены, но их все
равно конфисковали. Сейчас я могу вернуть их. Я их пока не забрал,
но в целом это была просто смешная незначительная ситуация.
Абсолютная ерунда. И ее раздули до таких масштабов. Я просто
чувствую, что люди не верят мне. Как будто я патологический
лжец. Я постоянно защищаюсь. Людям не хватает мозгов ставить
под вопрос то, что печатается в прессе. Я правда тоже этим грешу.
Я по-прежнему верю многим вещам, которые читаю.
Jon Savage: Но наверное, иногда ты
все-таки плохо себя ведешь?
Kurt Cobain: Конечно. Мы деремся с
Кортни. Мы много спорим. Но я никогда не душил ее. Это одна
из самых отвратительных, мерзких вещей, которые можно обо мне
подумать. Знаете, долгое время не было никаких проблем, никаких
плохих сообщений, негативных статей о нас. Мы думали, что наконец
распрощались с этим, что проклятие отступило.
Jon Savage: Возможно это связано с
тем, что люди воспринимали тебя как угрозу.
Kurt Cobain: Я думаю, Кортни представляет
большую угрозу, чем я.
Jon Savage: Что стало самым большим
соблазном, связанным с твоим успехом?
Kurt Cobain: Не могу ничего вспомнить,
кроме пожалуй Лоллапалузы. Они предложили нам 6 миллионов долларов,
а это больше чем… Но я никогда не рассматривал предложения Guns
N' Roses, Metallica и U2. Это другая реальность для меня.
Jon Savage: Так каковы планы для In
Utero? Сколько концертов вы дадите?
Kurt Cobain: У нас будет примерно
6-месячное турне по Штатам, с начала октября. Дальше я не хочу
загадывать, зависит от моего физического состояния после тура.
Возможно, мы отправимся в Европу. Уверен, до конца года мы поддержим
этот альбом в Европе, но не могу сказать точно, когда.
Jon Savage: Ты утверждаешь, что на
тебя повлиял панк-рок, но неотъемлемой частью панк-этики является
то, что быть успешным - не очень клево. Ты чувствуешь это противоречие,
вызывает ли оно какие-то проблемы?
Kurt Cobain: Я воспринимал ранний
панк не так. Я думал, что Sex Pistols хотят управлять миром,
и я болел за них. Но потом американский панк-рок середины 80-х
стал полностью инертным и элитарным. Он мне совершенно не нравился.
В то же время, я так долго придерживался панк-этики, что для
меня было действительно трудно смириться с успехом. Но сейчас
я не придаю этому значения. Я ничего не могу с этим сделать.
Я не собираюсь специально выпускать дерьмовый альбом. Это было
бы смешно. Но возможно, полтора года назад я бы так сделал,
приложил бы все усилия, чтобы убедиться, что альбом даже более
шумный, чем он есть. Я знаю, что на In Utero не набросятся миллионы
маргиналов-меломанов, которые слушают нашу музыку только потому,
что это круто. Мы сделали этот альбом таким, каким хотели. И
я рад этому.
Jon Savage: Я немного переживал, что
ты можешь попасть в эту ловушку, потому что это неинтересно.
Kurt Cobain: Это уничтожает саму причину
создания музыки. Признание нашей группы и так перешло все границы.
Я был бы рад вернуться на уровень кафе Vogue в Сиэтле, которое
вмещает около 300 человек. Я был бы рад снова играть для 20
человек, если это по-прежнему приносит удовольствие.
|
