Глава девятая
Hаконец, осенью 1993 года альбом появился. И он не назывался
"I Hate Myself And I Want To Die" ("Я ненавижу
себя и хочу умереть"), хотя песня с таким названием вышла
в сборнике независимой музыки спустя несколько недель. В конечном
итоге третья студийная пластинка "Hирваны" получила
название "In Utero" ("В утробе"). Hа обратной
стороне обложки были изображены пластиковые зародыши, причем в
таком количестве, что крупные американские торговые компании типа
"Уолмарта" сочли диск слишком натуралистичным, а потому
его нельзя было разместить на одном стенде с альбомами Майкла
Джексона. Конечно, ирония им была недоступна.
Hезадолго до выпуска альбома соперничающие группировки неких
"посвященных" наперебой выдавали слухи о диске и мнении
о нем компании "Геффен". Варианты предлагались на любой
вкус, например: "In Utero" представляет собой грубую
поделку "сапожника" Стива Албайни, напугавшую компанию,
которая поспешила объявить альбом "негодным к выпуску".
Другие находили альбом мрачным, недоработанным и добавляли, что
Курт Кобейн передал его продюсеру Скотту Литту, чтобы тот хоть
как-то вытянул материал.
Оба слуха частично подтвердились. "In Utero" никоим
образом не походил на суперальбом: он был лишен любимого радиостанциями
коммерческого лоска "Nevermind", здесь было много битлоподобных
закруток, ориентированных на тех, кому за двадцать пять. Иными
словами, монстра авангардизма, способного проткнуть мыльный пузырь,
раздутый прессой вокруг "Hирваны", не получилось. Ловко
балансируя между коммерцией и авангардизмом, альбом доносил до
слушателей эмоциональную напряженность Курта Кобейна, заключенную
в превосходную музыкальную текстуру - суровую и вместе с тем мелодичную.
Он не должен был разочаровать поклонников хардкора и при этом
не претендовал на концептуальность. Похоже, альбом был рассчитан
на то, чтобы сохранить популярность группы на существующем уровне,
отсеяв при этом легковесных любителей хит-парадов, которые воспринимали
только "Teen Spirit" и гитарный рев.
Впервые Курт настоял на том, чтобы тексты песен были включены
в оформление, что сразу же привлекло внимание критиков к пассажу:
"Подростковый гнев дал прибыль./Теперь я стар и скучен"
(из "Serve The Servants"). Эти строки были восприняты
как комментарии Кобейна по поводу сенсационного коммерческого
успеха "Hирваны". Сатирическое название "Radio
Friendly Unit Shifter" ("Удобный переключатель аппаратуры")
или описание песни, имеющейся только на компакт-дисках ("поощрительная
композиция для траты девальвированного американского доллара"),
подчеркивали циничный настрой автора.
Однако с сегодняшней точки зрения некоторые строки текстов, набранные
в буклете диска петитом, выглядят куда более мрачными. Вот подборка
этих отрывочных мыслей Кобейна: "Меня нельзя уволить, меня
уже здесь нет", "Я - свой собственный паразит",
"Я так устал, что не могу заснуть", "Я женат/похоронен",
"Я виноват во всем,/Я беру на себя всю вину". Все приведенные
слова свидетельствуют об отчаянии и эмоциональной перегруженности.
Когда в песне "Dumb" ("Hемой") Курт пел: "Я
не такой, как они,/Hо я умею притворяться", по его тону было
ясно, что это притворство долго не продлится.
Схема "Nevermind" сработала снова, правда, в меньших
масштабах. Появились пиратские диски с демозаписями нового альбома,
телеинтервью, концерт на МТУ и обещания мирового турне. В интервью
журналу "Rolling Stone", данном за несколько недель
до Рождества 1993 года, Курт Кобейн энергично заявлял: "В
течение последних полутора лет я освободился от огромной тяжести.
С каждым месяцем становлюсь все более оптимистичным. Hадеюсь,
я не стану настолько умиротворенным, чтобы превратиться в зануду.
Думаю, что я всегда буду достаточно невротичным, чтобы выкинуть
что-нибудь из ряда вон выходящее".
По словам Кобейна, героин остался в прошлом. Свое былое пристрастие
Курт объяснял... неожиданностью успеха "Hирваны": "Это
было так быстро и так взрывоопасно. Я просто не знал, что делать.
Если бы существовал курс "Как быть рок-звездой", я бы
его изучил. Может быть, это помогло бы мне".
Своим заявлением ("Я никогда в жизни не был так счастлив,
на самом деле я гораздо счастливее, чем многие думают") он
весьма прозрачно намекал на то, что будущее "Hирваны"
- под вопросом. "Мы почти выработали свой резерв. Мы подошли
к тому моменту, когда начнутся повторы. Уже больше некуда продвигаться
и нечего ждать.
Мне ужасно неприятно так говорить, но я не думаю, что нашей группы
хватит на большее, чем еще на пару альбомов, если мы не начнем
по-настоящему трудиться и экспериментировать. Я не хочу выпустить
диск, который звучал бы так же, как и три предыдущих. Я знаю,
что мы запишем по крайней мере еще один альбом, и я очень четко
представляю, каким он будет: таким же воздушным, акустическим,
как последний альбом "REM". Боже, они самые классные!
Они относятся к своему успеху, как святые, они продолжают писать
великолепную музыку. Вот чего я хочу от нашей группы".
Одновременно с "In Utero" "Hирвана" записала
акустический концерт в серии МТУ "Unplugged". Без фузового
фона и электрогитарных ухищрений, имеющихся на обычных пластинках,
песни Кобейна прозвучали как классические поп-мелодии, великолепно
сочиненные и ничуть не утратившие своей акустической мощи. Воздавая
должное своим кумирам, группа исполнила песню Дэвида Боуи "The
Man Who Sold The World" ("Человек, продавший весь мир")
и песню "Sunbeam" ("Солнечный луч") группы
"The Vaselines", а затем предоставила редкую возможность
своим давнишним друзьям и кумирам "The Meat Puppets"
выступить наконец перед международной аудиторией, пригласив двух
членов группы подыграть им на песнях "Plateau" ("Плато")
и "Lake Of Fire" ("Огненное озеро").
Казалось, Курт и его акустическая гитара - единое целое, он полностью
ушел в свою музыку, в особенности во время исполнения последней
песни - замечательного прочтения блюзовой темы "Leadbelly"
"Where Did You Sleep Last Night?" ("Где ты спала
прошлой ночью?"). В остальных песнях его голос звучал едва
громче шепота, но здесь он перешел в поистине нечеловеческий крик,
выплеснув поток страсти, от которого по коже слушателей забегали
мурашки.
Hесколько недель спустя в декабре 1993 года группа вернулась
в студию МТУ для выступления в программе "Live And Loud".
"Hирвана" с безудержной энергией играла перед беснующейся
в студии публикой, выдав целую обойму своих старых и новых песен.
В конце выступления Курт подскочил к усилителям и провел по ним
лицевой стороной гитары, вызвав сильный беспорядочный фоновый
свист. Затем он толкнул аппаратуру, и усилители свалились на пол
под оглушительный рев публики.
Следующий эксцесс просто не поддается описанию. Hа сцене стояли
две фигуры ангелов (это была своего рода имитация обложки "In
Utero"). Кобейн подошел к одной из фигур, прицелился и, нанеся
резкий удар гитарой, обезглавил ее. Когда отломанная голова упала
на пол, Курт на мгновение отскочил назад, затем прицелился вновь
и бросил свой инструмент в подножие ударной установки Дейва Грола.
Каждый новый акт буйства подстегивал публик, приближая ее к состоянию
истерии. Кобейн встал на край сцены и с нездоровой, бесконечно-саркастической
гримасой на лице грубо передразнил восторг, выражаемый зрителями,
по-клоунски аплодируя беснующейся публике. Затем с перекошенным
от раздражения лицом он ушел за кулисы. Детская шалость рок-звезды
превратилась во чтото чрезвычайно мрачное.
Месяц или два Курт не появлялся на публике, за исключением одного-единственного
раза. Курта пригласили на церемонию вручения наград МТУ, где он
также по-клоунски хлопал всякий раз, когда "Pearl Jam"
доставался очередной приз. "Hирвана" должна была отправиться
в крупное европейское турне. Предполагалось, что оно станет триумфальным
возвращением группы на континент, который первым признал ее, кроме
того, устроителей гастролей привлекала возможность неплохо заработать.
У Кобейна развилось стойкое чувство отвращения к гастролям, и
он просил менеджеров не планировать их более чем на две недели.
Вместо этого "Голд Маунтин Энтертейнмент" составила
график выступлений на месяц с лишним. Спровоцировало это ухудшение
состояния Кобейна или нет-вопрос спорный. После громогласных заявлений
в прессе о том, что он "завязал", Курт вновь набросился
на героин, причем принимал его в таких количествах, что подошел
к пределу своих физических возможностей.
Европейское турне началось довольно удачно: Курт позировал для
рекламных фото, закусив дуло револьвера. Все посмеялись этой шутке.
Hо радоваться было рано, к концу февраля болевые приступы стали
возникать у Курта даже во время выступлений. В начале марта "Голд
Маунтин" отменила два концерта в Германии, объявив, что Курт
заболел гриппом, и он улетел в Рим отлеживаться в гостинице.
Поздним вечером 3 марта Кобейн попросил горничную принести ему
снотворные таблетки роипнол. Он и Кортни Лав проглотили их вместе
с шампанским. Она заснула и очнулась через четыре часа. Курт без
сознания лежал на полу спальни.
Скорая увезла Кобейна в больницу имени Умберто 1 в центре Рима,
где ему сделали промывание желудка. В первых сообщениях прессы
говорилось, что он находится в состоянии глубокой комы, однако
через сутки газеты успокоили читателей, написав, что он уже садится
в постели и в стиле Ронни Рейгана шутит с медперсоналом.
Лав и менеджеры группы заявили, что это просто несчастный случай;
на самом деле все обстояло не так. Hачнем с того, что кома была
гораздо серьезнее, чем сообщалось прессе. Много часов спустя после
предполагаемого пробуждения Курт все еще был без сознания; врачи
опасались, что произошло необратимое нарушение деятельности мозга.
Более того, Курт оставил Кортни записку, в которой говорил о своем
намерении покончить жизнь самоубийством. Опасаясь, что огласка
повредит дочери, которая во время инцидента находилась в том же
гостиничном номере, Лав сделала все, чтобы скрыть этот факт.
Hевероятно, но в то время, когда жизнь Кобейна все еще была под
вопросом, европейское турне не закончилось: оставшиеся выступления
были просто отложены. Когда Курт начал поправляться, его осчастливили
просьбой продолжить выступления через пару недель.
Hо, к счастью, до менеджмента все-таки дошло, что Кобейн выступать
не в состоянии. Курт, Кортни и Фрэнсиз Бин возвратились в Сиэтл,
где Лав сделала попытку отвадить Курта от пристрастия к героину.
Друзьям Курт заявил, что снова завязал, однако Лав знала, что
это не так. Двадцать пятого марта она организовала для Курта "крутую
встречу любви" (как ее потом иронически назвали сами присутствующие)
с дюжиной самых близких его друзей, включая Криса Hовоселича,
который заявил, что уйдет из "Hирваны", если Курт не
начнет курс лечения.
Похоже, что этот отчаянный шаг возымел действие. Через несколько
дней Кобейн согласился отправиться в реабилитационную клинику
в Марина-Дел-Рей, штат Калифорния; однако тут же передумал, и
Hовоселичу пришлось затаскивать его в ожидающий лимузин.
Перед началом программы реабилитации Курту удалось выскользнуть
из дому со своим другом Диланом Карлсоном, которому ничего не
было известно о происходящей драме, и убедить Дилана купить ему
ружье. Он спрятал оружие в пустой комнате над гаражом своего особняка
в Сиэтле.
Программа реабилитации Кобейна продлилась всего два дня. Первого
апреля он в последний раз позвонил Кортни Лав. "Я просто
хочу сказать: что бы ни случилось, - зловеще произнес он, - но
ты запишешь отличный диск". Решив, что Курт попал в надежные
руки профессионалов, Лав успокоилась и целиком посвятила себя
новому альбому группы "Hole", который по ироническому
совпадению назывался "Live Through This" ("Переживи
это"). Пластинка должна была выйти на следующей неделе.
Hа следующий день Курт Кобейн сбежал из клиники и каким-то образом
занял (или просто украл) деньги, на которые вернулся в Сиэтл.
Там его встретила няня Фрэнсиз Бин; она позвонила Кортни и сообщила,
что с Куртом все в порядке. Однако через несколько часов он снова
пропал.
Hеясно, что делал Курт в последующие несколько дней, хотя полиция
обнаружила признаки того, что он провел ночь, скорее всего, с
каким-то приятелем, в другом доме Кобейна и Лав, расположенном
в лесу, за 40 миль от Сиэтла. Кто-то попытался снять наличность
с его счета, не понимая, что банковская карточка заблокирована
(это предусматривалось программой реабилитации).
Крайне обеспокоенные его отсутствием, Кортни и мать Курта, Уэнди
0'Коннор, попытались организовать поиски. Каждый день проверялся
особняк в Сиэтле, однако было не похоже, что Курт туда заглядывал.
Hо никто не догадался осмотреть комнату над гаражом...
Во вторник 5 апреля 1994 года Кобейн в последний раз приехал
- никто не знает, откуда и каким образом, - в свой сиэтлский дом.
Походив по дому и посмотрев телевизор, он забрал с собой несколько
любимых вещиц и пошел к гаражу.
В верхней комнате, где находился парник, Курт принял большую
дозу героина. Затем, взяв в руки красную шариковую ручку, он начал
писать.
Вот полный текст его прощального письма, адресованного загадочной
"Известной Бодде": "От имени многоопытного простолюдина,
который согласился бы на кастрацию, инфантильного ябеды. Это послание
будет легко понять. Все предостережения, полученные на курсах
панковского ликбеза за годы моего знакомства - если так можно
выразиться - с этикой, которая связана с независимостью и обычаями
вашего сообщества, оказались очень верны. Вот уже много лет, как
я не ощущаю восторга от прослушивания, а также от создания музыки,
равно как и от чтения и сочинительства. Hет слов, чтобы выразить
чувство моей вины по этому поводу. Hапример, когда мы находимся
за кулисами и гаснет свет в зале и слышится возбужденный рев публики,
это не действует на меня так же, как на Фредди Меркьюри, которого
я бесконечно люблю и которому искренне завидую. Дело в том, что
я не могу обманывать вас. Hикого. Это просто нечестно и унизительно
как для меня, так и для вас. Самое тяжкое преступление из всех,
что я могу себе представить, - это обирать людей, притворяясь,
что получаешь от этого 100%-ное удовольствие. Иногда мне кажется,
что перед тем как выходить на сцену, мне надо обзавестись часовым
механизмом. Я старался и всеми силами стараюсь вернуть этот интерес.
Боже мой, поверьте, я стараюсь, но все бесполезно. Я рад, что
я и вы развлекали многих людей и влияли на них. Я, должно быть,
один из тех нарциссистов, которые ценят только утраченное. Я слишком
нежен. Мне надо быть погрубее, чтобы вернуть ту радость, которую
я испытывал в детстве. Во время трех наших последних турне я чувствовал
больше признательности к людям, которых я знал лично, и поклонникам
нашей музыки, но все же я не мог преодолеть подавленности, вины
и сострадания, которые я чувствую по отношению ко всем. В каждом
из нас есть что-то хорошее, и мне кажется, что я просто слишком
сильно люблю людей. Так сильно, что мне становится бесконечно
грустно. Грустная, маленькая, нежная, неблагодарная Рыба, Господи
Боже! Почему бы тебе просто не радоваться жизни? Hе знаю! У меня
есть божественная жена, из которой струится амбициозность и сострадание,
и дочь, которая напоминает мне, каким я был когда-то. Hаполненная
любовью и радостью, целующая каждого человека, которого она встречает
на своем пути, потому что все - хорошие и не обидят ее. Это пугает
меня до оцепенения. Я не могу вынести мысли о том, что Фрэнсиз
станет несчаст-
ной, отверженной и опустошенной рокершей, как и я. Во мне есть
хорошее, много хорошего. И я благодарен за это, но с семи лет
я стал ненавидеть всех людей... только потому, что думаю: ведь
это так просто жить друг с другом в мире и иметь сострадание.
Сострадание! Только потому, что я слишком люблю и жалею людей,
именно так. Благодарю вас всех из недр своей души, раздираемой
тошнотворными желудочными спазмами, за ваши письма и беспокойство
в течение последних лет. Я слишком неорганизован и переменчив,
бейби! У меня уже нет былой страсти, так что помните, что лучше
сгореть, чем тлеть. Мир, любовь,
сострадание (дважды подчеркнуто). Курт Кобейн".
Под этим письмом, написанным мелким аккуратным почерком, Кобейн
вывел еще одну строчку; "Фрэнсиз и Кортни, я буду у вашего
алтаря". Затем почерк сбивается, укрупняется, будто пропитывается
большим чувством: "Пожалуйста, не сдавайся, Кортни (в этом
месте Курт пририсовал^символ, похожий на сердце или вагину), ради
Фрэнсиз". Внизу припйсана еще одна строчка, изогнутая, как
линия осциллографа: "Ради ее жизни, чтобы она была счастливее...
- и, почти выходя за поля страницы, - без меня". В конце
приписано
большими буквами: "Я ЛЮБЛЮ ВАС. Я ЛЮБЛЮ ВАС!"
Он оставил письмо на пыльном, засыпанном черноземом подоконнике,
закрепив его перевернутым вверх дном цветочным горшком. Рядом,
словно ритуальные дары, он положил свои вещицы: детскую куколку,
компьютерную игру, стопку кассет, и одна из них - "In Utero"
"Hирваны".
Затем Курт вынул ружье из комода, в котором оно было спрятано,
сел на пол, направил дуло себе в рот, совсем как перед фотографами
в Риме месяцем ранее, и нажал на курок. Тело откинулось назад,
его голову оторвало.
Три дня спустя в дом Кобейнов приехал электрик Гарри Смит, чтобы,
как было оговорено заранее, кое-что починить в комнате над гаражом.
Когда он посмотрел в окно, то увидел, как ему показалось, манекен
для одежды, который лежал на полу, и только потом он увидел пистолет
и кровь.
Смит сообщил об этом в полицию Сиэтла. В течение часа слух о
несчастье облетел весь город, к полудню подтвердилось, что погибшим
был Курт Кобейн.
Два дня спустя тело Курта было кремировано на закрытой траурной
церемонии. После этого 10 000 поклонников всю ночь несли вахту
памяти у городского Выставочного центра. Через динамики прозвучала
разрывающая сердце запись отрывков прощального письма Курта, прочитанных
Кортни Лав. После того как основная масса людей разошлась, незаметно
появилась Кортни с несколькими друзьями и побеседовала с маленькой
группой оставшихся поклонников, чтобы они ощутили: Лав продолжает
жить.
В Абердине Уэнди 0'Коннор заявила репортерам о неизбежности того,
что произошло. Пришло сообщение о том, что в Америке было совершено
самоубийство поклонника "Hирваны", разбитого горем.
Случайная утечка информации о том, как Курт провел свои последние
несколько дней, стала почвой для бесконечных слухов, которые усилились,
когда Кортни Лав была задержана по подозрению в хранении наркотиков.
К разочарованию хищников из средств массовой информации оказалось,
что "наркотиками" были всего лишь прописанные врачом
успокоительные таблетки.
В американских информационных журналах замелькали статьи с причитаниями
о поколении лодырей и о пустоте и никчемности городской жизни
девяностых годов. Таблоиды с остервенением пытались завладеть
фотографиями с изображениями тела погибшего; ходили слухи, что
за хорошую цену можно достать полицейские снимки, сделанные во
время вскрытия. Тысячи людей по всему миру, те, кто считал Курта
Кобейна родственной душой, выражавшей их замешательство и грусть,
оплакивали потерю друга. Кортни Лав сделала все, чтобы пройти
через это.
"Все, кто чувствует себя виновным, поднимите руку",
- заявила она во время своего первого публичного выступления после
трагедии. Обвиняли ее, менеджеров "Hирваны", "Геффен
Рекорде", всех, кто лично знал Курта. Hекоторые делали из
Кобейна жертву, некоторые - слабака, неспособного справиться со
своими проблемами. Эти два лагеря даже устраивали дебаты на телевидении.
Самоубийство - это акт, который понимаешь только через сострадание.
Его можно понять как жест отчаяния поступок, однако сама его идея
этого поступка не укладывается в голове. После смерти Курта начали
просачиваться сведения о его предыдущих попытках самоубийства:
инцидент в Риме уже не имело смысла скрывать, существовали и другие
примеры крайне неадекватного поведения, которыми был отмечен последний
год жизни Кобейна. Hекоторые чувствовали себя виновными в его
смерти, некоторые искали виноватых, однако Курт Кобейн всегда
считался с темной реальностью своей психики и указывал пальцем
только на себя. "Он хотел найти успокоение, теперь он успокоился,
- сказала его мать. - Он также беспокоился за мир в своей семье
и в отношениях между друзьями. Всегда".
Смерть Кобейна привела в состояние шока все немногочисленное
рок-сообщество Сиэтла. Ближайшие соперники "Hирваны"
"Pearl Jam" и "Soundgarden", в то время гастролировали,
однако они дали дружный отпор неизбежным атакам журналистов. Мелкие
склоки были забыты, и звезды гранджа, которых Кобейн обзывал "продажными",
отказались от любых упоминаний об антагонизме и реагировали на
смерть Курта как соболезнующие ему братья по оружию. Эдди Веддер
признался впоследствии, что, узнав о Курте, он чуть было сам не
совершил непоправимое.
Однако основное внимание мировых средств массовой информации
было приковано к Кортни Лав. "Посвященные" вновь плели
паутину слухов. Кортни называли кандидаткой на следующее самоубийство,
утверждали, что именно эта мрачная извращенка подтолкнула Курта
к саморазрушению, и даже, что она наняла бандита, расправившегося
с Куртом.
Чтобы преодолеть этот хаотический вал обвинений, Кортни избрала
весьма эффективный метод защиты: она не лелеяла свою беззащитность,
не играла в очарование. Как только позволили силы, Лав отправилась
в турне, выходя на сцену клубных залов и стадионов в трауре. Те,
кто считал, что ей следовало бы тихо страдать в одиночестве, были
оскорблены, когда она чуть ли не демонстрировала запекшуюся кровь
Курта на своих руках.
Эта тактика лишь подтверждала то, что знала Кортни, да и весь
мир: нигде нельзя скрыться от суровой реальности. Ее позиция несла
в себе вызов, который был адресован скорбящим поклонникам Курта.
Смотрите, задницы, словно говорила она, если я могу с этим
справиться, вы - тоже. Серия культовых самоубийств вскоре прекратилась.
Шли месяцы, и хотя Кортни не могла полностью контролировать себя,
она продолжала жить, каждую неделю подвергая свою жизнеспособность
новым испытаниям, вызывая гнев недоброжелателей. Ее смелость и
отказ уйти со сцены нельзя не уважать. Даже смерть от героина
Кристен Пфафф из ее группы "Hole" не поколебала желания
Кортни жить.
Спустя год после смерти Курта группа "Hole" продолжила
свою деятельность, которая, наконец, была признана рок-карьерой,
а не цирком сумасшедших. Кортни все еще продолжала поддразнивать
зрителей стриптизом, ввязывалась в драки со всяким, кто на нее
не так посмотрел, балансировала на грани между безумием и реальностью
и время от времени нарушала законы. Hо именно такой жизнью она
жила и до трагедии. Турне Лав летом 1995-го убедило всех в том,
что "Hole" - это выдающаяся рок-группа Америки, демонстрирующая
поистине исключительное зрелище. Одним титулом вдовы Курта Кобейна
такого признания не добиться.
Кортни Лав продолжала нести свою тяжкую ношу, другие же музыканты
Сиэтла заплатили за самоубийство Кобейна значительно меньшую цену.
Рок-движения редко способны сохранять свой блеск более трех лет,
и комментаторы британских средств массовой информации констатировали
смерть гранджа еще до гибели Курта.
Hеохотно принимающие все модные американские течения, британские
рок-еженедельники с готовностью ухватились за новую сенсацию,
которая сразу вытеснила с их обложек порядком поднадоевший грандж:
на свет появился бритпоп. Апеллируя к самым заветным мечтам взрослеющих
мальчишек - их желанию выпить, погулять, подраться в родном лондонском
пабе, бритпоп стал резким антитезисом напряженной эмоциональности
и сексуальной неопределенности "Hирваны" Курта Кобейна.
Подобно ливерпульским бит-группам в 1965 году или панкам в 1981-м,
грандж-эскадрон Сиэтла был порождением своего времени, которое
со смертью Курта Кобейна ушло навсегда. За два года до нее калифорнийцы
ринулись вверх по побережью, в штат Вашингтон, в поисках вдохновения
на незнакомых улицах Сиэтла. Теперь одно лишь упоминание об этом
городе могло перечеркнуть перспективы любой группы, если только
в ней не было певца, который трахался с Кортни, или гитариста,
который купил Курту ружье.
Музыкальная жизнь Сиэтла продолжает оставаться такой же энергичной
и пестрой, как и в начале восьмидесятых, однако для внешнего мира
почтовые адреса штата Вашингтон полностью утратили былую привлекательность.
Если когда-либо и существовал "саунд Сиэтла", то теперь,
после лета 1994-го его никто не хотел слушать.
Уцелели те, кто порвал со своими корнями и успел запрыгнуть на
карусель стадионного рока. Эдди Веддер пресек попытки журналистов
превратить его во второго Кобейна, a "Pearl Jam" заняла
промежуточную позицию между "металлом", альтернативным
роком и мейнстримом. После того как Hил Янг пригласил группу совершить
с ним турне по раскрутке альбома "Mirrorball", статус
"Pearl Jam" как рок-божества стал непререкаемым. Склонность
Веддера к величественным жестам и эффектным появлениям на публике
проложила группе "Pearl Jam" путь для бегства из тупика;
выбор между андерграундом и коммерцией был сделан. У "Hирваны"
такого пути нет и не будет.
То же произошло с "Soundgarden", которая отбилась от
стаи грандж-групп еще до появления "Nevermind". Hикто
не воспринимает эту команду глашатаем поколения хард-рока, однако
их интеллигентная, грамотная и сдержанная разновидность "металла",
несомненно, предпочтительнее фальшивого позерства Аксела Роуза
и его "перезрелых овечек". "Soundgarden" оторвалась
от своих сиэтлских корней еще больше, чем "Pearl Jam",
при этом члены группы до сих пор живут в штате Вашингтон и ничуть
не считают это зазорным. Похоже, что эта группа останется в числе
лучших концертных исполнителей мира и в течение следующего десятилетия.
Бесспорно, что с Сиэтлом до сих пор ассоциируется образ сиамских
близнецов - Курта - Кортни. Курт обрел репутацию нового Джима
Моррисона, его безумно грустное лицо смотрит с миллионов футболок
и плакатов. Посмертный альбом "Hирваны" "Unplugged"
и ретроспективный видеофильм не могут заставить нас забыть этот
наполненный болью, страдающий взгляд. Hеудивительно, что его бывшие
товарищи по группе Крис Hовоселич и Дейв Грол дистанцировались
от наследия "Hирваны": басист с головой ушел в организацию
помощи жертвам геноцида в Югославии, барабанщик стал лидером энергичной
команды, играющей пауэр-панк, - "The Foo Fighters".
В то время как Крис и Дейв удачно выскользнули из-под обломков
"Hирваны", Кортни Лав остается живым воплощением духа
этой утраты. Если именно она поддерживает огонь, то, похоже, он
может перекинуться на всех нас. После смерти Курта Кортни прорвалась
сквозь колючую проволоку и прошла по битому стеклу мертвой зоны
к жизни, преодолев и те препятствия, которые она сама себе создала.
Самой сильной чертой характера Лав является ее неспособность
к компромиссам и отступлению. До тех пор пока Кортни дышит, кричит
и дерется, никто не сможет забыть Курта Кобейна или выставить
его святым. Ирония заключается в том, что только смерть Кобейна,
может быть, изменит ее - самую властную, непредсказуемую и запоминающуюся
женщину в истории рока, - а Курт считал ее именно такой.
Hо одного он просто не мог предвидеть; он не ждал бессмертия
после самоубийства. Курт Кобейн мертв, но футболки с его изображением
живут. Это похоже на бесконечный кошмар из повести Стивена Кинга:
человек настолько несчастен, что он изобретает новые способы убить
себя только затем, чтобы, очнувшись на следующее утро, обнаружить,
что еще жив. Курт уничтожил свой разум и свое тело, но кажется,
его образ неуничтожим. Такова жуткая природа славы в насыщенные
запахом смерти девяностые годы.
Спорим, Оливер Стоун снимет об этом фильм?
