Позиция Эдди Веддера
Поделиться

Позиция Эдди Веддера
Интервью журналу Melody Maker. 21.05.1994
Перевод Михаил Наконечный 2006 г.

Три недели назад Pearl Jam играли концерт, который вполне мог оказаться их последним, по крайней мере в обозримом будущем. Аллан Джонс смог побывать на этом концерте и в этом эксклюзивном интервью говорит с Эдди Веддером о смерти Курта Кобэйна, трудностях и давлении на знаменитостей, которые не хотят быть таковыми и как огромная значимость музыканта для слишком большого количества людей может разрывать на куски.

"Знаете, - голос Эдди напоминает хриплый дрожащий шепот, - Я всегда думал, что уйду первым".
Я вынужден был замолчать. Тишина повисла надолго, стало настолько тихо, что я слышал как бьется мое сердце - ничего не значащий пульс. Эдди уставился в пол, будто ища какие-то тайны в голом камне. Тишина заставляла нервничать. "Я не знаю почему я так думал, - наконец произносит он, - Просто казалось, что так случится. Ну, мы не общались близко, я не могу сказать, что я знал его лично, совсем нет. Но почему-то я чувствую абсолютную неправильность моего пребывания здесь, без него. Так трудно поверить, что его больше нет. Я говорю так, как будто он вроде до сих пор здесь, понимаете? Я не могу с этим никак разобраться. В этом нет смысла.

Я помню, когда до меня дошли слухи, что он серьезно заболел в Риме - я даже не врубился тогда что это была попытка самоубийства - я был в Сиэтле. Вышел купить себе что-нибудь поесть и увидел заголовки. Что он был в коме. Я просто охренел от ужаса. Я вернулся домой и сделал несколько телефонных звонков, пытался разузнать, что там, блядь, на самом деле происходит. Потом стал бродить по дому и заплакал. Ходил и говорил: просто не уходи, man, просто не уходи. Просто думал: если он уйдет, я объебался.

- Где вы были когда узнали, что он убил себя?

- В отеле в Washinghton D.C. В комнате, которую разнес по кусочкам, - голос Эдди опять срывается, он замолкает. Опять повисает напряженная, потусторонняя тишина. Так мы просидели какое-то время, молча, никто из нас не торопился что-то говорить.В комнате жарко. К тому же я чувствовал себя очень усталым и уже туго соображал, как вдруг, внезапно Эдди с силой пихнул ногой стул. Тот, завертевшись, с грандиозным грохотом врезался в стену - я тут же обрел утраченное внимание."Fuck it fucking all" - прошипел Эдди с невероятной страстью, и я не знал, что он собирается сделать теперь. "Знаешь, все эти люди, man. Все те, что с такой готовностью выстроились в ряд, чтобы констатировать, что его смерть была такой ебано неизбежной... Что ж, если смерть была неизбежной для него, она будет неизбежна и для меня, если это все будет продолжаться.

Поэтому наш недавний концерт может стать, блядь, последним ВООБЩЕ, я так себя ощущаю. Смерть Курта все поменяла. Я не знаю смогу ли я продолжать заниматься всем этим.

Просто знаешь, такие люди как он или я, в такой ситуации, ситуации "рок-звезд", просто не могут быть настоящими... Это противоречие. Мы уже не можем быть просто людьми, которые просто пишут НАСТОЯЩИЕ песни. Нам нужно соответствовать ожиданиям миллионов людей. А мы не можем. И тут вдобавок появляется циничная чертова пресса и средства массовой информации. Да пошло все на..., пошли они! Все время они сомневаются в твоей ебаной честности. Чего бы ты не утверждал, чего бы ты не делал, они думают, что это трюк. Они все твердо верят, что это какая-то ебаная игра. Потому что они привыкли мыслить таким образом, они привыкли. Вот что они думают: ебаная игра... Они настолько привыкли врать, что не могут определить, что на самом деле правда, а что ей не является. И когда появляется кто-нибудь, кто пытается быть настоящим, они, блядь, не видят никакой разницы.
Поэтому когда ты говоришь: "Нет, я в вашу чертову игру не играю, я не с вами, я выхожу... Я этого не делал и не имел в виду. Здесь не было того, что вы утверждали", они все равно считают, что ты до сих пор часть этого дерьма. Они просто не могут принять данность - ты не хочешь быть его частью, что ты никогда и не участвовал в этом. Они просто уверены, что это очередная уловка, трюк. Какой-то чертов трюк. И это настолько трудно для того, кто просто пытается быть честным. So fuck it."

Эдди перевел дыхание, и я буквально почувствовал, как от него волнами исходит сильнейшая усталость и что-то похожее на истерику. Мне подумалось, не разговаривает ли он сам с собой, как вдруг он продолжает.

"И еще одно, - голос Эдди поднялся до крика и я вздрогнул, - Мы никогда об этом не разговаривали, но вы где-то упоминали, что несмотря на то, что мы оба были очень разными людьми, возможно у нас с Куртом было много общего. У нас в чем-то похожая молодость; да, то, что случилось с нашими семьями и прочее дерьмо. Мне кажется, это и проявляется, когда мы писали наши песни, определенно. Иногда есть некое сходство. Но есть и еще один момент, который делает наши ситуации еще больше похожими – то, каким образом люди отвечали, реагировали на наше творчество, на то, что мы сочиняли и играли; да, внимание к нашим песням.

И я думаю, что быть может для нас обоих было самым настоящим шоком, когда мы узнали, что столько людей проходит через то же самое, что и мы. Вернее, они настолько хорошо понимали о чем мы пытались сказать нашими песнями! А мне казалось, что с таким дерьмом только Курту и таким как я приходится иметь дело. Потому что мы писали музыку на самом деле для себя. Потом, совершенно неожиданно, появляются все эти люди, которые проводят свои параллели, ассоциируют себя с песнями, и ты внезапно оказываешься на месте чертова "рупора поколения" Можете себе вообразить?!" - кричит Эдди.
"Рупора... поколения"- продолжает он, и я не уверен, считает ли Эдди это печальным, ужасным или слишком смешным, чтобы выражать словами. "Я тебе говорю, man - его голос стал спокойней, но я чувствую, что не надолго - Когда вышла наша первая запись, я был поражен количеством людей, которые соотносили себя каким-то образом с песнями. Например "Alive", столько людей соотносила себя через нее со смертью. Так же как другие пропускали через себя "Black", песню о смерти любви и невероятное множество людей соотносила себя с темой самоубийства через "Jeremy". Что за письма я получал относительно этих песен, некоторые из них были поистине пугающими, и страшными.

И это настолько чертовски странно. Ты сочиняешь про это дерьмо и неожиданно ты уже "рупор чертова поколения" - Эдди смеется и это горький, страшный смех, в котором нет ничего смешного. "Просто подумай, - продолжает он, - Ведь то поколение, которое выбрало таких, как Курт или я своим "рупором" - это ведь должно быть довольно ебнутое, конченое поколение, тебе так не кажется? То есть, это поколение должно бы быть на самом деле конченым, да, совершенно ебанутым, несчастным и конченым".

Мы находимся в подсобных помещениях Paramount Theatre, сидя в заброшенной раздевалке, затерянной в исполинском уродстве Madison Square Garden’ского комплекса развлечений. Через пару часов Pearl Jam отыграет свой последний концерт в текущем этапе их американского тура. Девять дней назад Курт Кобэйн был найден в Сиэтле с простреленной головой.

"Я не знаю, каким образом мы смогли выдержать всю последнюю неделю", - продолжает Эдди, протащив железное кресло по выбеленному полу комнаты. Принимая во внимание обстановку, мы вполне могли казаться двумя пациентами, ожидающими какого-то не очень приятного лечения.
"Было очень херово, man, - устало говорит Эдди, - Очень херово. В силу ряда причин, я не хотел продолжать тур и смерть Курта являлась одной из этих причин. Но мы все-таки решили играть, вытерпеть еще неделю и забыться на время".

Голос Веддера пропитан пылью и известняком, измотанный, едва слышный. Этот хрип говорил сам за себя - виски и много сигарет в 4 утра. И слушая этот голос, я чувствовал, как настроение Эдди странно колебалось между слабостью и яростью. Одновременно, он казался невероятно усталым и напряженно готовым для какого-то действия, физического заявления, что, несмотря на бремя отчаяния и ужаса из-за событий последних нескольких дней и того явного воздействия, которые они оказали на личность Эдди, он еще не собирается сдаваться и проигрывать бой.

И наблюдая за тем, как стремительно меняются настроения Эдди, от болезненного самоанализа до взрывных выплесков живого, безудержного гнева, складывается впечатление, что наблюдаешь за надвигающейся грозой посреди летних небес. Одну минуту Эдди говорит приглушенным, срывающимся шепотом, в следующее мгновение он кричит в полный голос, яростно декламирует, выражается. Одну минуту он, согнувшись, сидит на стуле, маленький, съежившийся, отстраненный, с каждой секундой становясь еще более отрешенным и далеким, в следующий миг "фитиль" догорел и разные вещи разлетаются по комнате. Будет грандиозным приуменьшением характеризовать его теперешнее состояние как яростное.

Конечно, я ожидал чего-то подобного. Как только до меня дошла ужасная весть о самоубийстве Курта Кобэйна, я сразу же подумал об Эдди и том, как он справляется. Им полагалась (по мнению или желанию вездесущей прессы) быть врагами, великими соперниками. Это была крайне выгодная и удобная вражда двух новых супер звезд Американской рок сцены. Но повстречавшись с Эдди год назад в Лондоне, я искренне поверил в то, что он был выше всей этой газетной грязи, хотя я не мог с уверенностью говорить за Курта, который в общем-то мог на самом деле иметь ввиду все горькие и оскорбительные слова которые он когда-либо говорил о Peal Jam. Курт, как мне казалось, мог быть достаточно безапелляционным.

"Много чего было сказано, но на самом деле это ровным счетом не имеет никакого значения, - говорит Эдди, размышляя вслух. И мне кажется, у него возникали другие мысли, у него было время подумать над тем, что он говорил... Ну, в общем, есть человек, которого мы оба знали, который неожиданно сказал мне, что Курт много обо мне выспрашивал, как раз того, который мне и рассказал об этом. И я подумал - это же здорово! Словно камень с души упал. Просто про нас писали СТОЛЬКО дерьма. Да, и мы разговаривали, да разговаривали пару раз. И в последний раз, Курт неожиданно выдал целую речь и открыто сказал, что уважает то что я делал и делаю, и понял сам, что говорит искренне.

Это, - вдруг вспоминает Эдди, - было на церемонии MTV Awards."Tears of Heaven" играла на фоне, все медленно танцевали. На следующее утро я пошел на пляж заниматься серфингом и вспоминал насколько хорошим был тот миг и мне вдруг подумалось, "Fuck, если бы мы только так не боялись один другого". Потому что мы проходили тогда сквозь очень похожее дерьмо. Если бы нам удалось нормально поговорить, мы могли бы помочь друг другу".

В декабре, Melody Maker фактически пытался свести Эдди и Курта вместе. У нас была идея какой-нибудь рождественской кавер-версии. Вообразите наше удивление, когда нам сообщили, что, несмотря на все статьи и репортажи о взаимной ненависти и несовместимости, сначала Эдди, а потом и Курт дали свое согласие. К сожалению, журнал Time опубликовал очередную статью, которая усугубила непонимание. Сейчас все это кажется слишком тривиальным, чтобы пересказывать в деталях.

В то самое время, Nirvana и Pearl Jam должны были играть на одной площадке MTV на Пирсе 48 в Сиэтле для международного предновогоднего эфира. The Breeders и Cypress Hill тоже были приглашены, и это должно было быть своего рода официальным примирением между Nirvana и Pearl Jam после официальной затяжной вражды.

За день до концерта Pearl Jam объявили, что они не смогут играть. Официальной причиной было заявлено то, что Эдди потерял голос и, вообще, был в ужасном состоянии. Разговаривая за сценой с фотографом MM Стивом Гулликом, Стоун Госсард, который объявился на Пирсе 48 для того чтобы поджемовать с Cypress Hill, сказал, что Эдди был "тяжело болен".

Неизбежно, сразу появились люди, которые стали сомневаться.

"Я НА САМОМ деле был чертовски болен, - говорит мне Эдди, - И это правда. Мы только что закончили тур, потом мы отыграли еще три концерта в Сиэтле и я там едва держался. Нагрузка была сумасшедшая. После концертов, меня поджидали люди с инвалидной коляской и прочим дерьмом. Музыка, которую мы играем, очень много из тебя вытягивает, практически ничего не остается.

Я через это прошел, и я понял, что это такое. Ты возвращаешься из тура домой, и полностью снимаешь с себя всю защитную реакцию на что бы то ни было. Это как в боксе, когда ты перестаешь защищаться за 30 секунд до конца раунда и получаешь удар, когда меньше всего ожидаешь.И мне дали в лицо очень сильно. Я был fucked up. И потом, звонят они и говорят: " Тебе, может, станет лучше ко вторнику? Можешь сделать это? Можешь сделать то? Можешь отыграть концерт"? И я чувствовал себя как дерьмо, и пел был бы как дерьмо, а мы знали, что очень много людей придет посмотреть как мы играем, а звучало бы все очень дерьмово. Поэтому я просто сказал нет, и это все вылилось в грандиозный скандал".

"А многие подумали, что вы отказались играть, потому что вы не хотите играть с Nirvana, что ваш отказ был просто большим Fuck You"
"Это-то и было хуже всего, - говорит Эдди явно злясь, - Сидя дома чертовски больным, потея, дрожа, медленно отсчитывая часы до этого злополучного концерта и думать: "I'm fucked up, man, I'm totally fucked up". А потом стало все еще хуже, когда стали расползаться слухи о том, где я на самом деле был и почему меня не было. А люди говорили, что мы отказались играть, потому что мы хотели быть хедлайнерами и это было нашим условием, иначе мы не появимся. Но fuck it, не было абсолютно никакой проблемы. Мы бы могли значиться первыми, вторыми или, черт возьми, третьими, и блядь, где угодно и как угодно. Не было никакой проблемы с моментом нашего выхода или порядком появления музыкантов. Я действительно был рад, что предоставляется возможность поиграть с Nirvana. Я даже хотел всем написать: "Извините, ребята, я болел". Потом слухи стали приобретать забавный оттенок. Один настиг меня на Гавайях. Меня якобы видели подходящим к сцене, но когда я увидел весь этот блеск, все эти камеры и свет, я прокричал: "О, блядь, да пошло оно все, я иду отсюда на хрен". И этот слух, - Эдди улыбнулся, - был ближе всего к правде. То есть, конечно, на самом деле причиной всего была болезнь. Но позже мне показалось, но если нам и довелось бы собраться вместе, это должно произойти в более приятном и более ВАЖНОМ месте, нежели концерт MTV."

Была один момент, если продолжать тему вражды Pearl Jam и Nirvana и говорить о том, каким образом люди принимали ту или иную сторону, который, как он вспоминает, действительно ранил Эдди. Когда Курт впал в кому в Риме, местный сиэтловский журнал, небольшой таблоид, опубликовал статью с заголовком "О, ПОЧЕМУ ЖЕ ЭТО НЕ СЛУЧИЛОСЬ С ЭДДИ ВЕДДЕРОМ?"

"Да ведь это то самое, что Кортни Лав прямо заявила журналу", - говорю я Эдди. Тот выглядит так словно громом пораженный. "Ох"- только и нашелся Веддер, из его облика сразу исчезла вдохновленность, он смотрится совершенно разбитым. "Ну и ну, мило, просто здорово. Это заставляет меня чувствовать себя просто прекрасно. Я удивляюсь, почему она не упомянула о своем пожелании, когда я звонил ей прошлой ночью и предложил любую помощь и поддержку, что в моих силах". Эдди умолкает надолго. Мы некоторые время сидим в ставшей уже привычной периодически возвращающейся тишине.

"На самом-то деле я и не знаю никого из этих людей, - наконец говорит он, - Я не знаю Кортни. Я с ней никогда раньше не разговаривал. Но кто-то сказал, что я должен ей позвонить и я подумал, что я действительно должен. Ну, то есть, все то дерьмо о вражде, что муссировалось прессой с прошлого октября".

Pearl Jam выпустил "Vs", второй по счету студийный альбом после "Ten", который продержался в чарте Billboard более двух лет. "Ten" за это время стал пять раз платиновым. Многие сомневались, что Pearl Jam удастся повторить подобный успех.

В конце концов, "Vs" был продан один миллион двести тысяч раз, те есть стал платиновым за первые пять дней продаж, обогнав Guns'N'Roses с их 77000 копий в первые пять дней в 1991. Нового альбома Nirvana "In Utero" было продано всего 200'000 тысяч копий за первую неделю продаж. Таким образом "Vs" стал самым быстро продаваемым альбомом за всю историю Америки.

Pearl Jam стали частью истории, и я представил себе, как бы отреагировал Эдди на то факт, что "Vs" будет по большей части вспоминаться не как великая запись, а как статистика. Я надеялся, что Веддер справится, и что он даже может порадоваться, насладиться успехами нового альбома. Как оказалось, это оказалось очередной попыткой выдать желаемое за действительное.

Эдди продолжает:
"Они хотят БОЛЬШЕГО. Они хотят рок-звезды. Знаешь, я много об этом думал, я так не могу. Буквально на днях, какой-то подросток на улице требовал, чтобы его со мной сфотографировали, а я почувствовал, что не могу это сделать. Это казалось... неправильным. А паренек продолжает наседать: "Давай, давай, сфоткайся со мной. Я должен получить эту фотографию". Я ему говорю: "Извини, чувак, я не могу. У меня сейчас хреновые времена. Ну, мы ведь только что потеряли Курта, три дня назад. I'm all fucked up."

"А он ничего не хочет слушать и твердит - "Знаешь, чувак, сам Курт фоткался вместе со мной, да Курт со мной позировал". Я отвечаю: "Да, и посмотри, где он теперь, посмотри, куда это все его завело..."

Господи, что творит этот паренек? Собирает наши чертовы скальпы? И, черт побери, мне кажется этот паренек на следующей неделе при случае будет так же фоткаться с каким-нибудь Bon fucking Jovi."

"Знаешь чего мне сейчас действительно нужно? - неожиданно спрашивает Эдди, - Мне нужно узнать чего от меня хотят все эти люди. В том, чего хотят люди столько противоречий... А в конечном итоге, они хотят слишком многого. Они хотят, чтобы ты стал предводителем. Они хотят, чтобы ты стал жертвой. Они хотят самую твою душу. Они хотят всего. А некоторые, они не сдаются, они неугомонны. И почему я должен переживать? Я должен быть достаточно сильным, чтобы сказать: "I don't give a fuck. I don't give a fuck, fuck you all, you fucking bastards."

И вот тогда-то я действительно превращусь в чертов "РУПОР ПОКОЛЕНИЯ"! Потому что вокруг полно людей, которые живут по принципу "Fuck this fucking shit. Fuck it." Им на всех и все наплевать и они вполне счастливы и довольны собой и им абсолютно на все насрать. Я навидался кучу такого народа, и они совсем безнадежно fucked up. Тогда быть может, мне придется немого меньше думать и переживать за них, потому что мне кажется, им совершенно насрать на меня".

Чуть больше месяца назад Курт Кобэйн закончил то ужасное отчаяние, в которое превратилась его жизнь, выстрелом из ружья, который снес ему половину лица.Любой нормальный человек подумал бы, что такое событие не заслуживает ничего более сложного, чем искренних горя и слез. Для некоторых людей, тем ни менее, эта трагедия стала удобной возможностью для циничных усмешек, сомнительного морализирования и даже того, что напоминает некое злобное, намеренное и показное безразличие. Для этих людей Курт был слабым, жалким, вечно ноющим незрелым инфантильным придурком, который ушел из жизни как трус. Это были люди, для которых Курт был ни чем иным, как раздражающим никчемным плаксой, который добившись такой славы, богатства и успеха, не смог распорядиться ими никак иначе, кроме как ныть и переживать. Здесь сразу приходит на ум вполне конкретная личность, поп-дива Крисси Хинд и то устрашающе постыдное интервью с этой старой, глупой дорогушей в журнале NME, неделю спустя смерти Курта.

"И когда же люди поймут тот простой fucking факт, что главной чертовой проблемой является отнюдь не успех музыканта, - Эдди почти брызжет слюной от напряжения, - На самом деле это очень большая честь, что люди любят твою музыку, покупают записи и ходят на твои концерты. Корень зла лежит в том, что когда огромное количество людей начинают думать, что ты сможешь изменить их жизнь или спасти их жизни или что угодно... И они все придумывают эти чертовы ожидания, которые в конце концов начинают раздирать тебя по кусочкам. Это и есть главная проблема. Если это и есть современное представление об УСПЕХЕ, FUCK IT.

Я в этом не участвую. Дело в том, что с УСПЕХОМ как таковым очень сложно разобраться большинству музыкантов. Почему? Потому что ты никогда не веришь в то, добьешься этого самого успеха. Те есть, я встречал очень мало музыкантов, которые по настоящему верили в то, что они когда либо будут известны на действительно глобальном уровне. По крайне мере, я встречал крайне мало музыкантов, которые думая так, мне нравились. Если они заранее рассчитывали на успех, они были вероятнее всего какими-нибудь заносчивыми, расчетливыми, горделивыми ублюдками на которых мне плевать. То есть когда ты неожиданно становишься более известным со всеми вытекающими последствиями, нежели ты когда - либо мог себе вообразить, с этим, может быть, очень тяжело разобраться. И мне кажется, Курту, ему определенно приходилось разбираться с кучей разного дерьма.

Я начинаю беспокоиться за нашего гитариста, Майка. Он тоже воспринимает все это очень близко к сердцу и близок к грани, как никогда. Я не стесняюсь говорить об этом, он в последнее время творит очень много глупой херни, чересчур много, я за него волнуюсь".

"Проблема-то в том, что мы не Мадонна. И я сознательно употребил это имя, потому что она представляет хороший пример и, наверное, будет чертовски горда от того, что я поднял ей рейтинг и упомянул в интервью. Она манипулирует средствами массовой информации, она постоянно кидается из образа в образ, новые идеи для новых грандиозных шоу. Она руководит ожиданиями людей и преуспевает на этом, делает деньги. "Что же она сделает на этот раз? Куда она пойдет сегодня?" Она обожает внимание.

И посмотрите на таких как она, что им приходится делать - все сводится к тому, что они обязаны шокировать публику снова и снова, раздеваться и вообще творить мыслимое и не мыслимое только бы оставаться востребованными.

А мне очень жаль, но это представляется мне таким скучным, страшно скучным. Я внимания не хочу. И мне кажется, что это не совсем справедливо критиковать Курта, меня или кого-нибудь еще за то, что мы не хотим быть послушной составляющей этой fucking game. Потому что это СОВСЕМ не то, зачем мы вообще начинали.

Мы начинали потому, что мы хотели быть в группе, играть музыку и писать альбомы. End of fuckin' story."

Эдди замолчал на пару минут, и я понял, что-то другое пришло ему на ум.

"Вот какая штука, - продолжает он, - Любой бы подумал, что твое эго, твоя самооценка несказанно возрастет, когда ты играешь для такого огромного количества людей, которые поют твои песни. Но на самом-то деле, ты никогда не будешь да и не сможешь думать, что ты настолько уж хорош и великолепен. Ты будешь чувствовать, что ты не заслуживаешь всего этого внимания, всей этой шумихи и восхваления. И что же ты получишь в конце концов, вместо завышенной самооценки и тщательно обожаемого эго? Ты будешь ощущать себя совершено никчемным. Ты не сможешь терпеть всего этого лживого восславления и это заставляет тебя чувствовать себя по-настоящему маленьким. Это заставляет тебя ощущать ПО-НАСТОЯЩЕМУ дерьмово.

Например, мы получаем тысячи писем каждую неделю с просьбами о какой-либо помощи. Мне писали люди, которые собирались покончить жизнь самоубийством и я им звонил, и, Господи, многих из них уже не спасти. Но ты-то находишься в этом положении, рок-звезда и прочее дерьмо, когда ты чувствуешь что должно быть что-то, что ты можешь и обязан сделать, чтобы помочь. Но всем-то ты все равно помочь не в силах чисто физически, икогда ты начинаешь говорить что-то вроде: "Что ж, я помог этому человеку, но для этого человека в данный момент я сделать ничего не могу", все становится еще хуже, потому что ты принимаешь на себя роль Бога. Потому что на свете столько людей, которые по настоящему заслуживают любой помощи, которую ты способен им оказать. Возможно, поэтому я стал намного больше терзаться в последнее время, потому что постоянно чувствую, что должен помогать и делать больше. То же самое с различными организациями. Мы постоянно получаем письма с просьбами сделать то или иное. И это действительно хорошие начинания, действительно стоящие причины для того, чтобы помочь. Но сейчас от меня даже стали утаивать некоторые письма, зная, что я отдам все свои внутренности и у меня ничего не останется. И люди стали советовать мне: "То, что ты делаешь, как музыкант, не приуменьшай это. Твоя музыка, благодаря ей, практически каждый может что-то вынести для себя и ты не обязан делать что-либо еще. И если ты будешь вкладывать себя всего в музыку, ты сможешь помочь большему количеству людей, нежели ты мог себе вообразить". И, в конце концов, я начинаю понимать, что вероятнее всего эти люди в чем-то правы. Потому что если ты потеряешься в частных ситуациях и обстоятельствах, если тебя чересчур затянет, ты можешь потерять контроль над своей собственной жизнью и ее направлением. И наконец, ты потеряешь всякую ценность как творец, как музыкант, а это одна из немногих вещей, которые хранить и защищать действительно стоит. И этим воплям о помощи легко внимать и сочувствовать. Но практически невозможно что либо исправить. И этот факт невероятно трудно принять, - заканчивает Веддер с усталой предрешенностью, - Но это печальная чертова правда."

Я позволю себе упомянуть здесь историю, которую рассказал мне Эдди в частной беседе касательно одного из писем, которое попало к Веддеру. Оно было от тринадцатилетнего мальчика по имени Майкл и в нем он рассказывал о своей матери. Эту женщину бросил муж, оставив ее растить троих детей совсем одной, выгнав из дома. Она мыла туалеты, разносила почту, занималась чем угодно чтобы свести концы с концами и оплачивать обучение в местном колледже. В конце концов, она получила докторскую степень. Потом случился несчастный случай, ей оторвало ногу, она не могла больше ходить и работать. Денег на лечение и протезы не было. Детей пытались забрать. На День Святого Валентина, она попыталась совершить самоубийство.Эдди был очень тронут письмом, вмешался, попытался сделать, как он выразился "полезный" ответ. На утро после интервью, я проснулся в номере моего отеля ,наткнулся на конверт, аккуратно просунутый под дверь.Он был от Эдди. В конверте лежала коротенькая записка и письмо от матери Майкла в котором она благодарила Эдди за все, что он для нее сделал. Читая это письмо за завтраком, я не мог сдержать дрожи. Мне подумалось, чего же на самом деле стоит справляться с такими вот вещами - одно небольшое вмешательство в жизни многих людей - и как выносить ту грандиозную ответственность, когда ты так серьезно (как Эдди) ее воспринимаешь. И я был рад, что я никогда, видимо, этого не узнаю. Потому что я был уверен, что еще одно такое вот письмо могло свести меня с ума.

А когда в Paramount интервью подходило к концу, в комнату вбежал наш фотограф Стив Гуллик. Ему сказали, что он имеет право снимать лишь первый номер в концерте Pearl Jam, без вспышки, и из самого далекого угла сцены.

"Да пошли это все на ..., - усмехается Эдди, - Снимай сколько тебе заблагорассудиться, каким угодно образом и откуда угодно, и если кто-нибудь тебе вздумает что-нибудь потом предъявить, скажи, чтобы поговорили об этом со мной".

Стив, обрадованный, спрашивает о том, может ли он сделать пару кадров в этой самой раздевалке, Эдди говорит "конечно" и идет брать гитару. "Давай-ка зайдем сюда" - говорит он, входя в душ и включая воду. Затем он одалживает у меня зажигалку, поджигает обертку от винной бутылки, которую мы только что опустошили и начинает раскрашивать себе лицо, нарисовав два больших круга вокруг глаз и крест на лбу. "Вы будете выглядеть довольно странно"- говорит Гуллик. "Позвольте мне быть настолько странным, насколько я этого хочу", - улыбается Эдди, - «It's my fucking life».

Прислал Cornelius